В рассветный час (Дорога уходит в даль - 2)

- Э, нет, не скажите! - заступается за меня Виктор Михайлович. Рисунок, конечно, не так чтобы уж очень... Но фантазия какая! И наблюдательность: лук, петрушка...

Дальше - урок арифметики. У учителя, Федора Никитича Круглова, голова в седеющих рыжих волосах, прямых и жестких, на макушке торчит упрямый хохолок, который Федор Никитич часто пытается пригладить рукой. Близко сдвинутые глаза сидят глубоко под узеньким лбом - совсем как у гориллы на рисунке в книге Брема "Жизнь животных". Но лицо у Федора Никитича - не злое.

Просмотрев весь список учениц, Федор Никитич останавливается на последней фамилии - моей! - и громко вызывает:

- Яновская Александра!.. Прошу к доске.

Задача, которую я должна решить, - самая пустяковая. Я ее решаю, а потом объясняю вслух ход решения.

- Гм... - говорит Круглов, рассматривая то, что я нацарапала мелом на доске, и выслушав мои объяснения. - Задача решена правильно. Но - почерк! Не цифры, а иероглифы... Это что? - тычет он указкой в одну из цифр.

- Четверка...

- Четверка? Это пожарный, а не четверка! Пожарный с топором или с крючком - вот это что! Садитесь.

Федор Никитич возвращается к своему столу, пододвигает к себе журнал, на секунду задумывается.

- За решение задачи я бы вам поставил пятерку... - говорит он, словно соображая вслух. - Но из-за пожарников этих не могу поставить больше чем четыре с минусом.

Четыре с минусом... Первая моя отметка - четыре с минусом!

Федор Никитич берет перо и собирается вписать отметку в журнал.

- Нет! - говорит он, глядя на меня своими "горилльими" глазами из-под нависшего над ними узкого лба. - Нет, и четверки с минусом поставить не могу. А тройку тоже не поставишь: мало. Четыре с двумя минусами - вот это будет справедливая отметка!

Четыре с двумя минусами... А дома-то, дома думают, что я здесь ловлю пятерки сачком, как бабочек!

Весь урок проходит для меня как-то смутно. Вслушиваться в то, что говорит Федор Никитич, что отвечают девочки, мне неинтересно: я это знаю. А моя собственная четверка с двумя минусами давит меня непереносимо. В книгах часто пишут: "Она сидела, глотая слезы..." Я не глотаю слез, да и как это можно делать, если слезы льются из глаз, а глотать их надо вовсе горлом? Но я сижу, пришибленная своей неудачей. Я не обижаюсь на Федора Никитича конечно, он прав. Ведь и Павел Григорьевич, и Анна Борисовна сто раз говорили мне, что у меня невозможный почерк. Но все-таки мне ужасно грустно...

После урока ко мне подбегают Меля и Маня.

- Ну, что ты скисла? - с упреком говорит Меля. - Радуйся! Четверку получила!

- Да... С двумя минусами... - говорю я горько.

- Все равно четверка! Мало тебе?

- Мало.

- Да ведь четверка - это "хорошо"!

- А мой папа говорит: надо все делать отлично!

- Ну, знаешь, твой папа! Его послушать, так надо ранец на спине таскать и на одни пятерки учиться... Что за жизнь!

Маня хочет предотвратить ссору. Она мягко вставляет:

- Мой папа тоже так думает: "Что делаешь - как можно лучше делай!"

Меля не хочет ссориться.

- Ладно! - говорит она мне. - Сейчас у нас большая перемена, покушаешь - успокоишься. А после большой перемены - урок танцев, вот ты и совсем развеселишься.

Большая перемена. Из всех классов высыпают девочки, у всех в руках пакетики с завтраком; все едят, разгуливая по коридорам. Но Меле это не нравится. Она хочет завтракать с удобствами.

- Нет-нет! На ходу и собаки не едят!.. Пичюжьки, за мной! - командует Меля и ведет нас в боковой коридорчик, где в темном уголке около приготовительного класса стоит большая скамья. Мы усаживаемся.

Когда мы с Мелей уходили из класса в начале большой перемены, мне показалось, что моя "пара", Кандаурова, провожает нас тоскливым взглядом. Но мне некогда думать об этом - перемена короткая, надо успеть позавтракать. Меля раскрывает корзиночку, где у нее находятся изрядные запасы еды. Она бережно и аккуратно, как-то очень аппетитно раскладывает все на большом листе бумаги и, откинув руку назад, словно прицеливаясь, негромко бормочет:

- Ну-ну-с... Посмотрим, что тут есть... - И вдруг тихонько напевает: "Смотрите здесь, смотрите там! Нравится ли это вам?.." Это, пичюжьки, такая песенка, я слыхала... Ну, мне нравится вот эта семга! Очень славненькая семужька, Фомушька, Еремушька... Потом поедим телятинки... А на десерт пирожные! Ну, восподи баслави!

И она с аппетитом начинает поглощать бутерброды с семгой.

- Я, понимаете, деточки, уж-ж-жясная обжера! Люблю покушять!

Меля могла бы нам этого и не говорить - мы с Маней уже раньше заметили это.

Некоторое время мы все едим молча: с полным ртом не разговоришься. Меля ест, прямо сказать, с упоением. На нее даже интересно смотреть. Съев семгу, она облизывает пальцы, потом вытирает их бумажкой и берется за телятину. Пирожных у нее два: наполеон и трубочка с кремом.

Она протягивает их нам на ладони:

- Которое раньше съесть, которое - потом, а?

- А какое тебе больше нравится, с того и начинай.

- Оба нравятся! - говорит Меля даже со вздохом, но, подумав, берется за наполеон.

Мы с Маней тоже доедаем свой завтрак.