В ритмах Черной Африки

В Канте я присела перед префектурой отдохнуть. Мимо проходили двое солдат, делавшие обход, а за ними полуодетый мужчина с нечесаными волосами, в которых была солома. По его лицу блуждала странная улыбка. Заметив меня, он направился прямо ко мне, издавая нечленораздельные звуки. Я быстро поднялась и направилась к префектуре. Человек пошел за мной. Кожа на его теле была сморщенной и висела складками. Солдаты повернули и подошли к нам. Они не сказали ему ни слова и не отогнали. Только молча встали между нами. Мужчина тихо застонал и медленно отошел. Солдаты рассмеялись, заметив мой испуг.

— Кто он? — спросила я их.

— Да это один…

— Душевнобольной?!

— Да, больной, — сказал один из солдат. — Он ничего бы вам не сделал, он только хотел к вам прикоснуться.

Это была моя первая встреча с таким больным. Потом я видела их не только в селениях и небольших городках, но и в Ломе. Среди них были и молодые, рослые и физически крепкие мужчины, и высохшие старики и старухи. Они вели себя, действительно, тихо. Непринужденно прогуливались по базарам и главным улицам Ломе. Никто на них не обращал внимания. Африканцы считают их неотъемлемой частью своей жизни, всегда подкармливают и предоставляют кров. Душевную болезнь они объясняют вмешательством нечистой силы.

Путешествие по Северному и Центральному Того близилось к концу. Настроение в нашей группе было приподнятым, все испытывали удовлетворение от проделанной работы. Никто, конечно, не думал, что после нашего посещения везде сразу же начнут играть в волейбол. Наоборот, наверняка где-то все снова замрет, пока не начнется очередная кампания. Но важно было закрепить достигнутое. Те, от кого зависело развитие волейбола, получили методические указания и наглядные пособия.

— Это единственное, что останется от всего нашего дела, — смеялся тренер Киндр и тут же добавлял, что это не так уж мало.

Агаджи и Удаху были настроены более оптимистично и утверждали, что теперь волейбол станет настоящим «фаворитом» в спорте.

— А как вы считаете? — спросил меня преподаватель Агаджи.

— Мне для полного счастья не хватает тропического леса.

— Его вы увидите в Баду, мадам, — сказал Удаху.

В тропическом лесу

Баду — город в Западном Того, всего в нескольких километрах от границы с Ганой. Он расположен в красивой долине, окруженной горами, цепь которых протянулась от Кпалиме на юге к Сокоде на севере. Это самая богатая и самая плодородная область Того. Здесь выпадает максимальное количество осадков (1700 мм в год) и поэтому влажность самая высокая. Это район какао и кофе. Здесь живут акпоссо, западная ветвь эве, которые, как гласит традиция, также пришли из Нуатии, исконной родины народа. От набегов ашанти со стороны Ганы они укрылись в горах, которые не очень высоки — самая большая достигает 780 м, — но обеспечили им надежную защиту. Они выращивали особый сорт проса — фонио, обменивали продукты на каучук. Только после прихода немцев, которые начали закладывать плантации кофе и какао и нуждались в рабочей силе, местные жители, одни добровольно, другие по принуждению, вернулись в долину.

Из Атакпаме мы ехали по хорошему шоссе, поднимавшемуся в гору, крутые повороты становились все-чаще. Наш шофер, привыкший ездить по ровной местности, вдруг потерял обычную уверенность, а неожиданные повороты, скрытые высоким кустарником и травой, выводили его из себя. Перед каждым он останавливался и сигналил и если бы не стеснялся, то, вероятно, вышел бы из машины и пошел посмотреть, не едет ли кто навстречу. Мсье Киндр сидел как на иголках и наконец предложил Батаско уступить ему место за рулем. Батаско удивленно качал головой, продолжая жевать стебель чвапие. Его уважение к мсье Киндру еще более возросло.

Сверху открывался прекрасный вид на долину и обрывы с множеством оттенков зеленого цвета: от темного и яркого до нежного светлого, почти желтоватого. Только в руслах речек сверкали красные цветы олеандров, а у шоссе можно было видеть красные листья.

Наших спутников эта красота не трогала, они оставались безразличными к ней, хотя попали в горы впервые. А когда я просила остановиться, чтобы посмотреть вниз, они поднимали отяжелевшие веки и говорили:

— Мы туда приедем, и вы сможете увидеть все это вблизи.

Снова я получила подтверждение тому, что тоголезцы пресыщены красотой и красками своей природы, даже самый прекрасный пейзаж не пробуждал у них особых чувств. Я увидела на склоне вдоль шоссе необычное дерево с жесткими, остроконечными листьями, напоминающими языки. Раньше его не встречала и спросила Удаху, как оно называется. Он безразлично пожал плечами:

— Бесполезное…

— Но название у него все же есть?

— А зачем ему название, если оно бесполезное? — удивился он.

— У всех растений есть названия, — настаивала я, — но, возможно, вы его не знаете…

— Растения и деревья, от которых нет никакой пользы, не заслуживают названия, так у нас принято в Африке, — повторил усмехаясь Удаху, как бы уличая меня в незнании простейших истин жизни.