В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва

Но мамино угощенье всегда было на славу: ее отличные постные маринованные <нрзб.>, ее бисерные рыжички, ее тончайшая икра из белых грибов, ее кулебяка с четырьмя постными начинками: с вязигой, с капустой, с морковью, с грибами – вызывали отменную похвалу важных успенских соборян. Не меньшей похвалы удостаивались ее настойки на вишне, черной смородине, хваченной первым морозцем рябине. Все это было так вкусно и добротно, что к покупным закускам: к семге, сардинам, шпротам, – к покупным водкам и винам почти и не притрогивались.

А до закуски подавался чай с лимоном, с миндальным молоком, с вареньями всех сортов и цветов.

Подкрепившись, духовенство благодарило хозяйку и с благословением всему дому уезжало со святыней в собор, провожаемое отцом и матерью до кареты.

Я уносил образ Узорешительницы в божницу.

Начиналось общее поздравление мамы с ангелом.

Мы с братом ко дню ее именин выписывали особые поздравительные стихи и переписывали их на парадные листочки с розами или ландышами.

Стихи мы произносили наизусть в гостиной и вручали маме наши листочки.

Я не любил эти стихи, выписывавшиеся из особых книжек «Поздравительные стихи»: мне казались они скучными и фальшивыми. Они не выражали ни моих чувств, ни моей любви к маме. Да и – признаться ль? – я уже тогда обладал слухом на поэтическую речь, и в сравнении с немногими стихами Лермонтова (я уже знал тогда «Ангела» и «Молитву») эти стихи казались мне пустыми и корявыми.

Но такой был обычай. Все дети читали родителям поздравительные стихи, и мы, под руководством сестер, непременно должны были приготовить их к именинам мамы.

После нас, детей, приносили поздравления сестры, каждая из них приносила в подарок свое рукоделье: вязанье, вышивки, работы гладью, строчкой. За падчерицами следовала прислуга: няня, горничная, кухарки и т. д. Здесь было обратное явление. Они поздравляли маму с ангелом, а она отдаривала их подарками: кому отрез на платье, кому шерстяную шаль и т. д.

Затем являлись поздравительницы из богадельни, бедные родственницы, свойственницы с просфорами, вынутыми за здоровье именинницы. Являлись посланцы от родных и знакомых с тортами.

К завтраку набиралось уже немало народу, еще больше приезжало к дневному чаю и оставалось на обед. Этот обед был предметом больших забот мамы: нужно было накормить несколько десятков человек постной пищей так, чтобы и пост был соблюден во всей строгости, какую кто себе положил – кто ел рыбу, кто одно грибное, – и чтобы обед был парадный, именинный, сытный, обильный, вкусный. В то же время надо было принимать гостей и заботиться о том, чтобы какая-нибудь тетушка из Лужников не обиделась, что ее посадили ниже, чем тетушку из Голиков.

На именины, как я сказал, все присылали торты разных достоинств и вкусов, а подарков не дарили. Исключением был кум мамы – Михаил Карлович Розенталь, с которым она крестила и воспитывала своего воспитанника студента Колю Михайлова. Этот человек шестидесятых годов, один из выдающихся работников Государственного банка, неизменно дарил своей куме подарки, и всегда такие, что вносили что-нибудь новое в наш дом.

Дом наш, как я говорил, освещался стеариновыми свечами. Отец боялся ламп с фотогеном, как тогда назывался керосин, и вот однажды на именины мамы Михаил Карлович привез ей в подарок превосходную заграничную лампу для кабинетных занятий, необыкновенно устойчивую и совершенно безопасную. Отец признал ее удобство и безопасность, и вслед за ней лампы постепенно появились в нашем доме. После парадного обеда гости сидели в гостиной, играли в карты, в спокойные игры: в рамс, в преферанс. Танцев, ввиду поста и близости сочельника, никогда не было. Пили вечерний чай с замечательным подбором варений всех сортов. Так как большинство гостей соблюдало посты, то к тортам прикасались немногие.

Ввиду предпраздничного времени гости долго не засиживались, и часам к одиннадцати в доме наступала тишина.

На следующий день возобновлялись предпраздничные хлопоты и приготовления.

22. XII. 1941 – 4.1.1942

Глава 6. Круглый год. Рождество

Рождество приходило тихое, морозное, ясное. Оно не просто приходило: его встречали. Даже казенная гимназия встречала его каникулами: числа 21-го отпускали нас на все святки, до 7 января, – и сами педагоги добрели к Рождеству, в последний день занятий уроков не спрашивали, а читали что-нибудь вслух. Тут впервые за учебный год слышалось в классе не педагогическое, а художественное слово.

Даже педагоги! Хотя, разумеется, гимназия никак Рождество не праздновала: никаких елок в ней не устраивалось. Но зато она давала возможность семье праздновать Рождество, как кому было по душе и по обычаю, и в это празднование не вмешивалась.

Чем вспоминается прежде всего Рождество в нашем доме?