В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва

Поздравители – исключительно мужчины – входили в гостиную, беседовали с матерью (отец уезжал с <нрзб.>), и затем их просили «закусить».

Стол с закусками непрерывно обновлялся в течение трех дней праздника. Многие, назакусившиеся в других домах, все-таки подходили к дому, чтобы выпить рюмку рябиновки – настойки мамы с особым секретом – и закусить ее тонким маринадом из осетрины.

Мы с нетерпением ожидали всегда первого дня Рождества, ожидали его не без сердечного трепета: Дед Мороз с елкой придет наверное, но оставит ли нам он елку?

Об этом я уже рассказывал, вспоминая няню Пелагею Сергеевну[172].

Но вот наконец все страхи кончились. Дед Мороз приходил, принес елку, ушел в другой дом, – и вот она, высокая, стройная, ласково пахучая, красуется в гостиной, вся в огнях и в причудливом святочном убранстве. Первое чувство наше к ней – это глубокое изумление: ведь это воплощенная сказка!

Современный ребенок знает, сколько заплатили за елку, купленную на площади; он знает, сколько стоят елочные украшения в магазинах культтоваров; при нем взрослые сетуют на дороговизну и елок, и этих елочных культтоваров.

Мы ничего этого, к счастью, не знали и не слыхали. Елка и все, что на ней, были для нас не товаром, а даром доброго Деда Мороза, принесенным к нам в Плетешки из «некоторого царства, тридесятого государства», где нет никаких товаров, а сверкает чудесная жар-птица волшебной сказки. Свет от одного из ее перьев озарял нам нашу елку. А жар-птица, дружившая с Дедом Морозом, была неописуемо богата. Чего-чего не было на нашей елке! На самом ее верху была большая шестиконечная звезда, а в ней летящий ангел с небольшой елкой. Эта звезда была неизменна: как бы ни менялись украшения на елке, на верхушке ее всегда была эта звезда. У нас было к ней особое чувство. Это было образом великой Вифлеемской звезды. На верхних ветках елки, на тонких резинках привешивали летящих ангелочков, возвещающих в золотые трубы Вифлеемскую Радость. Эти ангелочки, казалось, реяли в воздухе. И мне всегда представлялось, что тут кончалась власть и радость – Вифлеемской звездой. Нам никогда не дарили с елки этих ангелочков, и нам в голову не приходило попросить себе в подарок ангелочка: они оставались недостижимыми вестниками нашей радости. Но ниже вся елка во власти Деда Мороза. Он развесил на ней причудливые стеклянные шары, сверкающие всеми переливами радуги; некоторые из них кажутся взятыми из снежных чертогов Деда Мороза: так волшебна игра их стеклянного инея. Серебряный иней бесконечными нитями покрывает всю елку.

Но елка – дерево, и на ней висят чудесные плоды: хрустальные яблоки, наполненные цветным сиропом, китайские яблочки, вишни из марципана с леденцом, золоченые и посеребренные грецкие орехи. Многочисленный шоколадный народ поселился на ветках елки: тут и шоколадные кони, медведи, собачки, кошки и, наконец, даже и Дед Мороз из шоколада, держащий в руках крошечную зеленую елочку из гусиных перьев. Невозможно составить инвентарь картонажей, украшающих все ветки елки: львы, медведи, лисицы, сенбернарские собаки, павлины, гуси, аисты, старички-гномы, домики, часы карманные и стенные лейки, яхты, луна, негры, рыбки всех величин и видов – и все это было наполнено и начинено драже и шоколадными лепешками. На ветках потощее и потолще развешаны были фигуры из пряников с наклеенными на них картинками.

Пряничные белые грибы росли на ветках, специальные елочные конфекты в пышных сорочках из золотой и серебряной бумаги и цветной фольги таились в гущине ветвей. Сверху донизу елка, как деревенская красавица, была увешана разноцветными стеклянными бусами и бусами из алых, янтарных и лиловых леденцов.

Пестрые свечи усеивали всю елку сверху и донизу. Под елкой на снегу из ваты сидел сам Дед Мороз. Веселый, добродушный и мудрый. Мы к его изображению питали глубокое уважение. Он тоже был неприкосновенен, как звезда с ангелами: он был мудрым владыкой этой живой сказки.