В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва

Я не помню ни особых игр, ни песен вокруг елки; нас не надо было забавлять. Елка преисполняла нас особым весельем, только ей свойственным. Нам показалось бы диким играть вокруг елки в какие– нибудь игры, маршировать, даже водить хоровод. Все это было хорошо и интересно в другое время и в другом месте. Мы были в некоем царстве Деда Мороза, над нами реяли ангелы и сияла чудесная звезда – какие же маршировки? В этом царстве мы были гостями в особых одеяниях: эти бумажные одеяния мы извлекали из пузатых серебряных хлопушек, висевших на елке. Елка стояла у нас до Крещенского сочельника – 4 января наступал конец «некоторому царству», вселившемуся в наш дом. До этого времени мы утром, днем и вечером, освещена ли елка лучами зимнего солнца, или она тонет в липком сумраке, или сияет в святочных огнях, мы непрерывно наведывались к ней и вслушивались в чудесные речи многочисленных елочных народов. Иногда нас одолевал соблазн – отведать китайское яблочко, попробовать ушко у марципанной свинки или присвоить себе два– три рубина или яхонта из леденцового ожерелья, но соблазн этот был случаен, и мы сами, предавшись ему, тужили об этом. Наше чувство к елке было бескорыстно. Она вовсе не была для нас деревом, обвешанным всевозможными лакомствами, и она не была каким-то кондитерским и игрушечным магазином на ветках, – нет, в ней, на ее ветвях, обитали чудесные существа, а княжил в ней Дед Мороз под покровом ангельской звезды. Поэтому, когда приходил день конца этому елочному княжеству – а отец никогда не позволял, чтобы этот день переходил на Крещенский сочельник, – мы глубоко переживали конец елочного княжества. У нас в детской оказывалось изобилие сластей и игрушек, елку уносили на двор, где она, сиротея, доживала до весны, но мы часто подходили к ней, и она оставалась для нас сказочной царевной, лишенной своего прекрасного царства.

Впрочем, мы не совсем расставались с елкой. Моя тоска по елке была так жива, что мама подарила мне однажды небольшую елку, сделанную из перьев, выкрашенных в зеленый цвет. На этой елке висели у меня кое-какие украшения, были даже крошечные свечи, и эта елочка всегда стояла у меня на окне в память о минувших елках и в надежде на будущие.

На святках нас водили в цирк (как и на масленице). Это было очень волнительное путешествие и очень далекое. Мы сидели где-то высоко под куполом; была страшная жара: в цирке не раздевались, а мы были одеты по-зимнему. Пахло газом и конюшней; вся публика, сверху донизу состоявшая из простонародья, непрестанно жевала моченые и немоченые яблоки, пастилу, щелкала орехи, лущила семечки; все эти яства и забавки разносились на подносах по всем рядам зрителей. Публика с жадностью смотрела на зрелище, у зрителей не было никакого пресыщения зрелищами: тогда не было ни кино, ни бесконечных клубов, ни районных театров и спектаклей, и немногие зрелища вроде цирка в немногие дни святок и масленицы потреблялись так, как голодный – кусок черного хлеба. Я не помню, что мы видели в цирке: были кувыркающиеся клоуны, гимнасты на трапециях, неизбежный рыжий, какие-то дрессированные звери. Все это занимало и увлекало нас, но все это побледнело перед впечатлениями от театра, и мы просились в театр больше, чем в цирк. Замечательно, что мы никогда не играли в цирк, тогда как у нас в детской постоянно действовал наш игрушечный театр, а лет с 8–9 я пытался сам играть на сцене и ставить целые пьесы. В цирке больше всего запомнились конюшни и помещения для зверей. В современном цирке туда доступа публике нет; в старое время доступ этот был свободен для всех.

Была особая радость встретиться там с умными, милыми четвероногими артистами, только что увеселявшими и умилявшими нас на арене. В конюшнях продавали морковь, сахар, белый хлеб – мы спешили купить все эти лакомства и награждать ими осликов, пони, слоников. Теперь и в цирке, и в зоологическом парке запрещена такая продажа и преследуются штрафом попытки кормления животных. На мой вопрос, почему последовало такое запрещение, мне объяснили, что этот запрет вызван тем, что немало животных погибло от того, что посетители угощали их французскими булками, начиненными булавками и иголками. В наше время это было неслыханно, и угощение животных в цирке и зоологическом саду было одной из самых восхитительных радостей нашего детства.