Въ русскихъ и французскихъ тюрьмахъ

Въ Англіи, насколько мнѣ извѣстно, положеніе вещей не лучше, несмотря на усилія 63 «обществъ для вспомоществованія освобожденнымъ арестантамъ». Около 40 % всѣхъ осужденныхъ лицъ — рецидивисты и, по словамъ м-ра Дэвитта, 95 % всѣхъ находящихся въ каторжномъ заключеніи уже ранѣе получили тюремное образованіе, побывавъ однажды, а иногда и дважды въ тюрьмѣ.

Болѣе того, во всей Европѣ замѣчено было, что если человѣкъ попалъ въ тюрьму за какое-нибудь сравнительно мелкое преступленіе, онъ обыкновенно возвращается въ нее, осужденный за что-нибудь гораздо болѣе серьезное. Если это — воровство, то оно будетъ носить болѣе утонченный характеръ по сравненію съ предыдущимъ; если онъ былъ осужденъ ранѣе за насильственный образъ дѣйствій, много шансовъ за то, что въ слѣдующій разъ онъ уже попадетъ въ тюрьму въ качествѣ убійцы. Словомъ, рецидивизмъ выросъ въ такую огромную проблемму, надъ которой тщетно бьются европейскіе писатели-криминалисты и мы видимъ, что во Франціи, подъ впечатлѣніемъ непреоборимой сложности этой проблеммы, изобрѣтаются планы, которые въ сущности сводятся къ тому, чтобы осуждать всѣхъ рецидивистовъ на смерть, путемъ вымиранія въ одной изъ самыхъ нездоровыхъ колоній французской республики[64].

Какъ разъ въ то время, когда я писалъ эту главу, въ парижскихъ газетахъ печатался разсказъ объ убійствѣ, совершенномъ лицомъ, которое за день передъ тѣмъ было выпущено изъ тюрьмы. Прежде чѣмъ этотъ человѣкъ былъ арестованъ въ первый разъ и присужденъ къ 13-ти мѣсячному тюремному заключенію (за преступленіе сравнительно маловажнаго характера), онъ свелъ знакомство съ женщиной, которая держала маленькую лавочку. Онъ хорошо зналъ образъ ея жизни и почти тотчасъ послѣ освобожденія изъ тюрьмы, отправился къ ней вечеромъ, какъ разъ, когда она запирала лавочку, зарѣзалъ ее и хотѣлъ овладѣть кассой. Весь планъ, до мельчайшихъ подробностей былъ обдуманъ арестантомъ во время заключенія.

Подобные эпизоды далеко не рѣдкость въ уголовной практикѣ, хотя, конечно, не всегда имѣютъ такой же сенсаціонный характеръ, какъ въ данномъ случаѣ. Наиболѣе ужасные планы самыхъ звѣрскихъ убійствъ въ большинствѣ случаевъ изобрѣтаются въ тюрьмахъ, и если общественное мнѣніе бываетъ возмущено какимъ-либо особенно звѣрскимъ дѣяніемъ, послѣднее почти всегда является прямымъ или косвеннымъ результатомъ тюремнаго обученія: оно бываетъ дѣломъ человѣка, освобожденнаго изъ тюрьмы, или же совершается по наущенію какого-нибудь бывшаго арестанта.

Не смотря на всѣ попытки уединить заключенныхъ, или воспретить разговоры между ними, тюрьмы до сихъ поръ остаются высшими школами преступности. Планы благонамѣренныхъ филантроповъ, мечтавшихъ обратить наши карательныя учрежденія въ исправительныя, потерпѣли полную неудачу; и хотя оффиціальная литература избѣгаетъ касаться этого предмета, тѣ директора тюремъ, которые наблюдали тюремную жизнь во всей ея наготѣ, и которые предпочитаютъ правду оффиціальной лжи, откровенно утверждаютъ, что тюрьмы никого не исправляютъ и что, напротивъ, онѣ дѣйствуютъ болѣе или менѣе развращающимъ образомъ на всѣхъ тѣхъ, кому приходится пробыть въ нихъ нѣсколько лѣтъ.

Да иначе не можетъ и быть. Мы должны признать, что результаты должны быть именно таковы, если только мы внимательно проанализируемъ вліяніе тюрьмы на арестанта.

Прежде всего, никто изъ арестантовъ, за рѣдкими исключеніями, не признаетъ своего осужденія справедливымъ. Всѣ знаютъ это, но почему-то всѣ относятся къ этому слишкомъ легко, между тѣмъ какъ въ такомъ непризнаніи кроется осужденіе всей нашей судебной системы. Китаецъ, осужденный семейнымъ судомъ «недѣленной семьи» къ изгнанію[65], или Чукча, бойкотируемый своимъ родомъ, или же крестьянинъ, присужденный «Водянымъ Судомъ» (судъ, вѣдающій орошеніе) въ Валенсіи или въ Туркестанѣ, почти всегда признаютъ справедливость приговора, произнесеннаго ихъ судьями. Но ничего подобнаго не встрѣчается среди обитателей нашихъ современныхъ тюремъ.