Въ русскихъ и французскихъ тюрьмахъ

Злобное чувство противъ общества, бывшаго всегда мачихой для заключеннаго, постепенно растетъ въ немъ. Онъ пріучается ненавидѣть — отъ всего сердца ненавидѣть — всѣхъ этихъ «честныхъ» людей, которые съ такой злобной энергіей убиваютъ въ немъ всѣ лучшія чувства. Арестантъ начинаетъ дѣлить міръ на двѣ части: къ одной изъ нихъ принадлежитъ онъ самъ и его товарищи, къ другой — директоръ тюрьмы, надзиратели, подрядчики. Чувство товарищества быстро растетъ среди всѣхъ обитателей тюрьмы, причемъ всѣ, не носящіе арестантской одежды, разсматриваются какъ враги арестантовъ. Всякій обманъ по отношенію къ этимъ врагамъ — дозволителенъ. Эти «враги» глядятъ на арестанта, какъ на отверженнаго, и сами, въ свою очередь, дѣлаются отверженными въ глазахъ арестантовъ. И какъ только арестантъ освобождается изъ тюрьмы, онъ начинаетъ примѣнять тюремную мораль къ обществу. До входа въ тюрьму онъ могъ совершать проступки, не обдумывая ихъ. Тюремное образованіе научитъ его разсматривать общество, какъ врага, теперь онъ обладаетъ своеобразной философіей, которую Золя суммировалъ въ слѣдующихъ словахъ: «Quels gredins les honnêtes gens!» («Какіе подлецы эти честные люди!»)[72].

Тюрьма развиваетъ въ своихъ обитателяхъ не только ненависть къ обществу; она не только систематически убиваетъ въ нихъ всякое чувство самоуваженія, человѣческаго достоинства, состраданія и любви, развивая въ то же время противоположныя чувства, — она прививаетъ арестанту самые гнусные пороки. Хорошо извѣстно, въ какой ужасающей пропорціи растутъ преступленія, имѣющія характеръ нарушенія половой нравственности, какъ на континентѣ Европы, такъ и въ Англіи. Ростъ этого рода преступности объясняется многими причинами, но среди нихъ одной изъ главныхъ является — заразительное вліяніе тюремъ. Въ этомъ отношеніи зловредное вліяніе тюремъ на общество чувствуется съ особенной силой.

При этомъ я имѣю въ виду не только тѣ несчастныя созданія, о которыхъ я говорилъ выше, — мальчиковъ, которыхъ я видѣлъ въ Ліонской тюрьмѣ. Меня увѣряли, что днемъ и ночью вся атмосфера ихъ жизни насыщена тѣми же мыслями, и я глубоко убѣжденъ, что юристамъ, пишущимъ о ростѣ такъ называемыхъ «преступныхъ классовъ», слѣдовало бы заняться, прежде всего, такими разсадниками испорченности, какъ отдѣленіе для мальчиковъ въ Сенъ-Польской тюрьмѣ, а вовсе не законами наслѣдственности. Но то же самое можно сказать и относительно тюремъ, въ которыхъ содержатся взрослые. Факты, которые сдѣлались намъ извѣстны во время нашего пребыванія въ Клэрво, превосходятъ все, что можетъ себѣ представить самое распущенное воображеніе. Нужно, чтобы человѣкъ пробылъ долгіе годы въ тюрьмѣ, внѣ всякихъ облагораживающихъ вліяній, предоставленный своему собственному воображенію и работѣ воображенія всѣхъ своихъ товарищей, тогда только можетъ онъ дойти до того невѣроятнаго умственнаго состоянія, какое приходится наблюдать у нѣкоторыхъ арестантовъ. И я думаю, что всѣ интеллигентные и правдивые директоры тюремъ будутъ на моей сторонѣ, если я скажу что тюрьмы являются истинными разсадниками наиболѣе отвратительныхъ видовъ преступленій противъ половой нравственности[73].

Я не могу входить въ детали по этому предмету, къ которому слишкомъ поверхностно отнеслись недавно въ извѣстнаго рода литературѣ. Я только замѣчу, что тѣ, кто воображаетъ, что помѣхою и уздою можетъ послужить полное раздѣленіе арестантовъ и одиночное заключеніе, впадаютъ въ очень большую ошибку. Извращенность воображенія является дѣйствительной причиной всѣхъ явленій этого порядка, и заключеніе въ одиночной камерѣ служитъ самымъ вѣрнымъ средствомъ, чтобы дать воображенію болѣзненное направленіе. Какъ далеко можетъ доработаться воображеніе въ этомъ направленіи, едва ли даже извѣстно главнымъ спеціалистамъ по душевнымъ болѣзнямъ: для этого необходимо пробыть нѣсколько мѣсяцевъ въ одиночкахъ и пользоваться полнымъ довѣріемъ арестантовъ, сосѣдей по камерѣ, какъ это было съ однимъ изъ нашихъ товарищей.