Читаем В садах Эпикура полностью

Ботошаны небольшой уютный городок. В центре много особняков в садах за чугунными оградами, по окраинам небольшие одноэтажные домики и огороды. Город не пострадал от войны. Сваричевский и я приехали в Ботошаны и удивились, что в городе почти нет жителей. Мы заехали во двор большого особняка, где расположился штабной повар. Мне показалось, что я в Останкинском музее: много великолепных комнат, с громадными окнами, занавешенными шелком. В залах от пола до потолка зеркала в золоченых рамах, роскошные хрустальные люстры. На полках буфетов красивая посуда. Мы сели пообедать за великолепно сервированный стол. Кроме нас, здесь был майор Знаменский из отдела контрразведки… Я писал, что в Шаргороде продавали по сходной цене самогон. В Молдавии и в Румынии появилось в изобилии виноградное вино. Мы вкусно обедали, обильно запивая им все – от супа до компота. К концу трапезы мы чувствовали себя довольными, как полные бурдюки. Вышли из-за стола, походили по комнатам. Потом «фюрер» подошел к повозке, вытащил большущую бутыль с вином и стал пить прямо из горлышка. Я удивлялся, куда это все в него льется? Оторвавшись, он передал бутыль мне, и я обнаружил в себе еще достаточно места для божественной влаги. Потом пошли с полковником отдыхать. Бурылев затопил печь. Я лег на диван головой к пылающим дровам и уснул… Меня разбудила Женя. В ее больших глазах я прочел страх. «Что случилось?» – спросил я. Женя с ужасом объяснила на хорошем немецком языке: не подоспей она вовремя, и моя столь милая ее душе шевелюра погибла бы в огне. Спал я, конечно, крепко.

Для разведотдела отвели большой богатый дом. Владельцы оставили его, не увезя даже мебели. На стене висели красивые часы со светящимся циферблатом. Остался рояль. Даниленко, Лиза, Женя и я расположились в большой комнате. Пошла обычная работа разведотдела во время обороны. Постепенно в город стали возвращаться жители, преимущественно евреи. Открыли магазины, началась какая-то жизнь.

Я находился под впечатлением роскоши того дома, где мы остановились с полковником в первый день приезда в Ботошаны. Я позвал Женю посмотреть его. Вообще все свое свободное время я проводил с Женей. Это была счастливая пора в нашей жизни. Все в Жене нравилось мне: и то, что приходилось говорить с ней по-немецки, учить ее русскому языку, ее реакция на некоторые мои поступки. Как-то она в знак огорчения побежала по комнате и совершенно неожиданно сделала шпагат и уронила голову к вытянутой ноге, как балерина. Ну это уж совсем показалось мне необыкновенным. Так вот, мы отправились в дом, показавшийся мне дворцом. Мы пошли по пустым нетронутым комнатам. В каком-то закоулке нас встретила старуха, спросила, что нам нужно. Женя ответила: мы пришли просто посмотреть. Старуха объяснила: дом принадлежит румынскому офицеру, он уехал, а ее оставил присмотреть за имуществом. Она не знает, где ее хозяин, куда уехал, когда вернется, спросила, не намерены ли мы купить дом. В тот момент покупка дома не входила в мои намерения. Но воспитанный на принципах гимна мирового пролетариата «кто был ничем, тот станет всем», я объявил старухе через переводчицу РО штаба 40 Армии Глюкман Женю: «Ваш хозяин никогда сюда не вернется. Возьмите этот дом и все имущество себе». Не дожидаясь благодарности осчастливленной, я удалился в сопровождении переводчицы.

Как я уже сказал, город постепенно заселялся. И вот я решил купить себе ручные часы. Невозможно преуменьшить значения этого события. Ручные или карманные часы до войны были у нас редкостью. В отделе ими обладал разве что Сваричевский. Только заграницей я почувствовал возможность обзавестись этим механизмом. Пошли с Женей на бойкое место в Ботошанах. Там у погребков или просто, подпирая стены домов, стояли мальчики биндюжного вида с пейсами. Женя спросила одного из них, можно ли купить часы. Разумеется, какие угодно. Все дело в цене. У меня было 500 рублей и их хватило на довольно изящные, но скверные по качеству ручные часы. Их и купили. Продавец честно сказал мне: «Они на ходу, но, если сломаются, то чинить их никто не станет». Я же был уверен, что в вопросе с часами важно начать, потом эта проблема снимется. Я оказался прав.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное