В садах Эпикура

Необычайно красивы осенние дороги в Трансильвании, бегущие по невысоким, поросшим лесами, горам. По обочинам растут яблони. Мы удивлялись, как это так – яблони и не в садах. Впервые видели мы и виноградники в деревушках. Лозы вились по стенам домов, можно было сорвать кисть винограда. Однако во время езды я соблюдал осторожность, требовал дисциплины от своих обозников. И не зря. Отступавшие немцы и венгры яблонь не обламывали, оставляли их гнуться под плодами. Но у деревьев оставляли мины, а неосторожные нередко на них подрывались. На самой дороге тоже требовалась осмотрительность. Помню такой случай. Мой обоз потихоньку трусил вдоль реки Муреш. Мимо лихо промчалась полуторка политотдела. Кто-то крикнул старую, как паровой транспорт, остроту: «Кац, давай на буксир возьмем!» Я махнул рукой, а через полчаса нагнал лихачей. Машина стояла, уткнувшись радиатором в дорогу. Политотдельцы собирали разлетевшиеся бумаги. Они напоролись на мину. К счастью, никто не пострадал.

Навстречу нам по дорогам Трансильвании возвращались беженцы. Шли пешком, ехали на телегах, запряженных волами. Куда и зачем они уходили из родных мест – на знаю. Теперь шли обратно. Многие при встречах весело махали руками. В одном месте крестьянин гнал овец. Сделал мне знак, что хочет курить. Я остановил повозку, отсыпал ему горсть табаку, потом мы свернули цигарки, покурили. Собираясь двинуться дальше, мужик поймал барашка и протянул мне. Я отказывался, но он положил барашка на телегу и пошел. Мы тоже поехали.

Случалось и другое. Как-то я встретил большой обоз беженцев. Люди шумели, а один парень хватался за голову, бил себя по коленям, кричал, его держали. Женщины плакали. Мы остановились, я подошел к толпе. Здесь оказался наш ефрейтор и еще несколько бойцов. Они выпрягали из повозки волов, а ефрейтор что-то кричал румынам, стоявшим толпой. Чуть подальше стояла противотанковая пушка (76 мм) и около нее понурые лошади. «В чем дело?» – спросил я. Ефрейтор запальчиво ответил: «Отстал от своих, потому что лошади выбились из сил. Нужны сильные волы, тогда я догоню своих». Ефрейтора можно было понять: спешил-то он на фронт. Но как случилось, что он загнал лошадей, как можно отбирать волов у беженцев – все это оставалось мне непонятным. Я знал одно: у нас в тылу не было партизан. Начни мы мародерствовать, и партизаны появятся. Поэтому я приказал ефрейтору ехать на тех лошадях, которые у него есть, а людей не грабить. Но очень ошибается тот, кто полагает, что на фронте подобный приказ лейтенанта сразу и беспрекословно выполняется. Ефрейтор был со всем своим расчетом, и все они имели оружие, и все были уверены, что поступают, как надо. Ефрейтор и не подумал отказаться от своей затеи. Беженцы притихли, смотрели, как пойдет дело. Нервного парня держали. Я позвал своих бойцов из охраны и сказал ефрейтору: «Марш вперед!» Ефрейтор заколебался. Я бы, конечно, приказал его скрутить, но все обошлось. Нас догнал «виллис» из политотдела, а на нем ехал знакомый майор из военного трибунала. Я объяснил ему суть дела и, разумеется, был поддержан. Артиллеристы двинулись восвояси. Беженцы кинулись нас обнимать, нервный парень заулыбался, стал снова запрягать волов. Все тронулись своими дорогами.

Я не помню всех населенных пунктов, где останавливался командный пункт. Мне приходилось вести обычную для разведотдела работу, допрашивать пленных немцев и венгров. Нашли мы и переводчиков с венгерского. Одним из них стал венгерский военнопленный, происходивший из Ужгорода. Фамилия его была Черницкий. Он отлично говорил по-русски и по-венгерски. Не помню, в какой группе пленных мы его обнаружили, где это случилось. Делалось это просто. Даниленко или я, или мы оба беседовали с пленными и отбирали подходящих. Так или иначе, мой обоз пополнился. Были и переводчики из венгерских евреев, говорившие по-немецки и по-венгерски. Кроме них, с разрешения «фюрера», мы возили с собой пару портных, сапожника из числа венгерских пленных, которые усиленно трудились по своим прямым специальностям. Заказы в военторге выполнялись медленно, а мы спешили. Весь этот штат быстро ужился с нашими бойцами. Существовал он неофициально, но на это как-то не обращали внимания. Я повторяю: разведотдел пользовался полным доверием.