Читаем В садах Эпикура полностью

Однажды капитан Меньшиков, освободившись от дежурства, пошел по грибы. Вдруг видим, как он поднимается по склону, в руках у него пистолет, а впереди несколько грязных, измученных оборванцев. Один с трудом передвигается, опираясь на палку. Остальные идут с поднятыми руками. Капитан Меньшиков взял пленных. Оказалось, что это группа немцев, во главе с подполковником, пробирается из окружения, в котором она оказалась в конце августа на берегу Прута. Больше месяца блуждали они, словно звери, по горам и лесам, изнывали от голода, потому что боялись заходить в населенные пункты. Они утратили всякую ориентировку, не знали, куда бредут. Меньшиков увидел их, сидящими у деревьев в полном изнеможении. Когда он крикнул по-немецки «руки вверх!», они даже не вскочили, не потянулись к оружию, они просто подняли руки. Они радовались плену, т. к. надеялись, что их не убьют, а накормят. Мы, разумеется, дали им поесть и закурить, допросили их, выяснили, что они не представляют себе обстановки ни на нашем фронте, ни в Западной Европе. Вечером командарм Жмаченко захотел допросить подполковника. Из нашего доклада он знал о полной неосведомленности пленного. Генерал просто хотел посмотреть на человека, столь упорно пробивавшегося к своим. Переводил я. Командующий, увидев измученного немца, опиравшегося на палку, приказал дать ему стул. Задав несколько вопросов, он убедился, что пленный ничего полезного сообщить не может. Тогда генерал Жмаченко велел мне подвести пленного к большой карте на стене и объяснить ему положение на фронтах. Немец печально опустил голову. Командующий спросил, нет ли у него каких-нибудь пожеланий. Немец ответил: «Господин генерал, если можно – умыться и выспаться на постели и в тепле». Командарм приказал мне: «Распорядись». Была ночь, когда я не довел, а дотащил на себе немца в комендатуру. Его спутники уже храпели на все голоса. Я передал распоряжение командующего относительно устройства подполковника и ушел к своим. Разумеется, все, что приказал командарм, было выполнено: он никогда не отдавал невыполнимых приказаний, в отличие от начальника штаба генерала Шарапова. Говорю я об этом вот почему.

Дело было все в той же Топлице. Поздно вечером я вернулся из комендатуры, где допрашивал пленных. Полковник Сваричевский и Даниленко отсутствовали, я доложил результаты допроса майору Басаргину и направился спать. Общий ординарец Потап объявил, что меня вызывает подполковник Гребенюк, жил он тут же, этажом выше. Я двинулся к нему. Открыл дверь и увидел: пьяный Гребенюк в обществе Марии Степановны сидит за столом, как Рембрандт с Саскией на коленях. Оба поют на цыганском языке «роммен ролланн!» Я доложил, что явился по вызову. Пьяный Гребенюк сказал: «Лечебная вода в бассейне?» Я ответил: «Говорят, лечебная». «Так вот, Шарапов приказал, чтобы ты за ночь переменил в бассейне воду. Он купаться будет. Сердце лечить». «Роммен ролланн!!» – проскулила Мария Степановна. Я вышел и направился для выяснения дел к генералу Шарапову. Он, конечно, был совершенно трезвым. Я ему объяснил, что замена воды в бассейне, как я уже успел узнать, осуществляется в течение нескольких суток. Ускорить этот процесс невозможно. Но купаться можно и не меняя воды. Бассейном пользуются всего несколько человек и то в редкие свободные минуты. Генерал Шарапов громче, чем требовалось ситуацией, заявил: «Гребенюк сказал, что вода помогает от сердечных болезней, что ее надо заменить. Заменяй!» «Подполковник пьян!» – совершенно резонно заявил я. Но Шарапов еще громче, чем требовалось ситуацией, распорядился: «Выполняйте приказ!» Ну, раз уж начальник штаба перешел со мной на «Вы», я по уставу повернулся и покинул его резиденцию. Ночью, в сопровождении бойца из охраны, я потащился в соседнюю деревушку, нашел рабочего, знавшего устройство бассейна, поднял испуганного человека с постели, кое-как на пальцах объяснил, что от него требуется. Сокрушенно качая головой, пожилой рабочий пошел со мной к бассейну, повернул какие-то колеса, забулькала вытекающая вода. Утром генерал Шарапов уехал на новый командный пункт, в полном соответствии с обстановкой на фронте. Искупаться он не успел. Я очень рад, что генерал Шарапов, как сообщил мне ныне полковник Чернышенко, пребывает в добром здравии, перешагнув за семьдесят лет. И это при том, что он не искупался в целебных водах Топлицы. Впрочем, может быть, в тот момент он ожидал от купания иных результатов. Думать об этом позволяют его дальнейшие оздоровительные искания, о которых я расскажу в своем месте.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное