В садах Эпикура

Казалось, свыше сил человеческих прогрызаться сквозь оборону противника в Восточных Карпатах. Неприступно стояла горная крепость Кымпулунг. Тогда 2-ой Украинский фронт изменил направление главного удара, левофланговые армии повели наступление на север, ставя под угрозу окружения немецкие и венгерские войска, засевшие в Северной Трансильвании. Немцы и венгры начали отступление, 40 Армия довольно быстро двинулась вперед, сбивая их арьергарды, цеплявшиеся за горные перевалы. В последних числах сентября мы взяли пограничный румынский город Сату-Маре и вступили в северовосточную Венгрию. Расскажу о виденном на этом пути.

Теплым сентябрьским днем мы выехали из Тыргу-Нямц. Колонна машин легко катила вдоль гористого берега неширокой речки Бистрица по дорогам, о которых Даниленко и я расспрашивали баташанских евреев. Мелькали бедные румынские деревушки с хатами, крытыми соломой, убранные поля. Все выглядело как-то миниатюрно, игрушечно. Здесь не было привычных нам просторов России и Украины. Командный пункт распложался в каком-то горном селении. От высоты у меня шумело в голове, у полковника Сваричевского шла носом кровь. Это прошло. Однако я никак не мог привыкнуть к непрерывному шуму горной реки. Женя, наоборот, радовалась перемене мест. Ей все здесь было родным. Домик, где она расположилась, стоял у подножья высокой лесистой горы, вершина которой терялась в пасмурные дни в тумане. Гора, на первый взгляд, не казалась слишком высокой, я вызвался взбежать на нее, но не сумел. Оказалось, это не под силу.

Разведотдел располагал солидным обозом. Заботы о нем «фюрер» возложил на меня. Не надо усмехаться. Нужно представить себе путешествие по горным дорогам и лесам, где бродили банды, и тогда легко понять, что вождение обоза было делом, не лишенным риска. Для любования красотами природы настроения не было. А мы все-таки любовались и находили кое-что положительное в западной цивилизации. Так, пожилой солдат из охраны Иноземцев делился со мной впечатлениями: «Слушай, лейтенант, пришел я к бабенке. Хорошая, говорить, правда не может, но все понимает. Я в кровать, а она – стоп! Принесла, горячей воды, показала: мой ноги ну и … тоже мой! Потом сама вымылась. Совсем, лейтенант, другое дело, если баба чистая». Ну, я это знал.

Командный пункт обосновался в небольшом трансильванском городке Топлица. Здесь был курорт с какими-то целебными источниками. Мы разместились в одном из корпусов курорта, дивились удобству помещений, громадному бассейну. По утрам, дрожа от холода (наступил октябрь), мы мчались к этому бассейну, купались в его, словно подогретой, воде. Бассейны я знал только по Сандуновским баням. Такого большого бассейна, как в Топлице, с вышкой для прыжков в воду, я не видал. Корпуса курорта стояли на горе, по ее склонам рос сосновый лес, а ниже бежала река. В этот-то райский уголок я и привел свой обоз. Здесь уже собрались все наши, раздобыли патефон и без конца крутили какие-то грустные танго. Неведомые исполнители поли теплыми голосами про непонятную жизнь. Я был в хорошем настроении, написал Жене залихватское стихотворение:

Мне на все наплевать по-былому.
Снова блажь озорная в лице.
Лейся, струн зачарованный омут,
Я российский лихой офицер!

В небе пасмурном хмурятся тучи,

Месяц мечется в странном бреду,
С осторожностью мыши летучей
Всем назло, а к тебе я приду.

Не пугайся, что в диких ущельях

Слышен ветра приглушенный стон,
Я укутаю ноги шинелью,
Поцелуем раздую огонь.

Дай дорогу душевному пылу,

И тогда со спокойной душой
Я фуражку собью на затылок
И пойду по дороге крутой…

Стихи, конечно, плохие, очень похожи на, далеко их превосходящую песню разбойника:

«Начинаются дни золотые
Воровской беспросветной любви,
Ах вы, кони мои вороные,
Черны вороны кони мои…»

Но что поделать? Я писал, как умел. А что касается разбойника – поэта, то я ему уступал как поэт, но далеко превосходил его как разбойник. Итак, все шло, как на курорте.