В садах Эпикура

И последнее из жизни в Ньиредьхазе. Как я уже говорил, в отделе содержался штат военнопленных, в том числе портной. Он трудился в поте лица своего, обшивая нас. Он сшил мне китель на красной шелковой подкладке. Очень мне хотелось к этому кителю иметь золототканые погоны. Требовался кусочек парчи. В Ньиредьхазе функционировал женский монастырь, принявший кое-какие муки от конницы генерала Плиева, но не покоренный. Черницкий и я двинулись к монахиням за материалом на офицерские погоны. Нас любезно приняла настоятельница, благосклонно выслушала смиренную просьбу нашу. Приятная пожилая дама спокойно улыбнулась и через минуту вынесла кусочек парчи. Мы с благодарностью удалились. Однако портной мог сшить все, кроме погон.

Незадолго до нашего отъезда из Ньиредьхазы, я отправился в обществе портного, парикмахера и холодного сапожника помыться в бане. Все они, конечно, шли в форме венгерских солдат. В этой компании меня и встретил генерал Шарапов. Он спросил, кто это. Я объяснил. «Ладно!» – промолвил начальник штаба и пошел своей дорогой. Вернувшись в Отдел, я узнал от полковника Сваричевского грустную весть. Приказано всех пленных, кроме переводчиков, отправить в лагерь. Проявить такую жестокость к портному, парикмахеру и холодному сапожнику мы не могли. Оказалось, что все они живут поблизости. Лунной ночью я миновал с ними хорошо мне знакомых часовых, вывел за пределы командного пункта и пожелал доброго пути. Нет! В лагерь для военнопленных они не попали. Генерал-майор Шарапов, разумеется, не заблуждался на сей счет. Но при всей своей шумливости он был настоящим солдатом. В общем-то он умел и не шуметь.

Не помню точно, когда и в какой пункт мы выехали из Ньиредьхазы. Армия вела упорные наступательные бои, форсировала реку Тиссу. Мы оказались в Токае, прославленном виноградными винами. Первыми в эти места прибыли Даниленко и я. Над Тиссой плыли тяжелые темные облака, за городом слышалась артиллерия. Мы не видели ни знаменитых виноградников, ни подвалов, где, как рассказывали, в громадных бочках выдерживались вина. Капитан Даниленко и я допрашивали пленных, собирали нужную информацию. Короче говоря, времени не было, и все-таки нас не покидал туристический задор. Мы двинулись по городским улицам. Увидели пустую церковь. Заглянули в нее. На нас обрушился гул органа. Невозможно было не поинтересоваться, кто извлекает эти чудовищные звуки. Мы куда-то поднялись и остановились, пораженные трогательной картиной: за органом сидел солдат. Он совершенно самозабвенно жал на клавиши и слушал себя. Увидев нас, солдат вскочил и вытянулся. Мы спросили, зачем он сюда забрался и умеет ли играть. Оказалось, что зашел он в церковь с той же целью, что и мы, сел за орган тоже по любознательности. Играть он не умел. Солдат стоял в смущении. Тогда Даниленко сам сел за орган и извлек из него несколько безумных звуков. За ним и я испытал божественный инструмент. Из храма мы вышли с чувством выполненного долга: мы не отступили перед неизвестным.

Однако жажда приключений не покидала Даниленко и меня. Капитан сказал: «Что толку устраиваться на ночлег в приличном доме? Поищем место, где все тайна, где мы без языка!» Я согласился. Мы вышли на глухую окраину города, увидели одинокий покосившийся домишко и постучали. Дверь прямо в небольшую комнату открыла молодая женщина. Она впустила нас. Чуть светилась керосиновая лампа. У окна, напротив двери, стоял шаткий стол и пара ящиков вместе стульев. Кажется, мы нашли то, что искали. Женщина не удивилась и не испугалась нашему приходу, и смотрела на нас вопросительно. Даниленко объяснил жестами, что мы намерены остаться и хотим есть. Она кивнула головой и принялась за дело. Мы сели на ящики, закурили. Разочаровывала понятливость незнакомки. Разнообразие внесла маленькая девчушка, видимо, дочка нашей хозяйки. Она откуда-то извлекла бумажный портрет Хорти и стала нам его показывать. Женщина очень испугалась, схватила девочку. Мы энергично ее успокоили. Очень скоро на столе появилась еда: густая похлебка из какой-то муки глиноземного цвета и безвкусная, как воздух. В ней не чувствовалось даже соли. Ну что же? Мы получали искомое: так выглядела робинзонада без прикрас. Мы поблагодарили хозяйку и закурили. Завершив нашу тайную вечерю, мы стали подумывать о ночлеге. Пол дома являл собой хорошо утрамбованную землю. Наша хозяйка показала жестом на прислоненную к стене снятую с петель дверь. Мы положили ее ручкой вниз, застелили какой-то ветошью, подложили под головы полевые сумки, сняли сапоги и портянки, от чего в комнате потеплело, укрылись шинелями. Женщина задула лампу. Мы уснули, как Робинзон, выбравшийся на берег. Утром позавтракали той же похлебкой. На этот раз с нами из одной миски ела женщина и ее девчушка. Мы распрощались с ними и ушли. Приключение завершилось.