Читаем В садах Эпикура полностью

В это же время я сдружился с Сергеем Львовичем Утченко, читавшим спецкурс о борьбе патрициев и плебеев. Ему было лет 35–36. Тем не менее, он уже успешно защитил докторскую диссертацию, получил звание профессора и занимал высокий пост заместителя директора Института Истории Академии Наук СССР. Директором в то время был академик Б. Д. Греков. Сергея Львовича Утченко отличала высокая интеллигентность и отличные знания. Немного ироничный, очень остроумный, он читал лекции с каким-то непринужденным изяществом. С. Л. Утченко был несомненно хорошим администратором. Из общения с ним я понял, что он умеет не быть навязчивым и вместе с тем спокойно, и я бы сказал, легко добиваться нужных результатов от подчиненных. Сергей Львович вынашивал большие творческие планы. По его инициативе и под его руководством Институт Истории стал разрабатывать нашу первую «Всемирную историю». Он интересовался большими проблемами: классовой борьбой в древности, соотношением экономики, политики, идеологии и т. д. На окружающее С. Л. Утченко смотрел с трезвым спокойствием. Знал: плетью обуха не перешибешь. И вместе с тем не опускался до общепринятого середняцкого уровня. В конце 40-х гг. вышла пухлая книга проф. Константинова «Исторический материализм». Возражать таким «опробированным» сочинениям считалось по меньшей мере неэтичным. Сергей Львович же в одной из своих статей прямо писал по поводу некоторых выводов автора «Исторического материализма»: «На наш взгляд, там этот вопрос освещен неправильно». Такое высказывание требовало решительности хотя бы потому, что профессор Константинов (середняк из середняков) мог обидеться и найти потом какую-нибудь «ошибку» у оппонента, связав ее с «безродным космополитизмом». Во многих случаях Сергей Львович поступал решительно в то смутное время, не упускал случая дать дураку по шее. Об этом я расскажу ниже.

Дружба с Сергеем Львовичем началась так: читая лекцию, он закуривал папиросу «Казбек», недоступно роскошную для студента. Я глотнул слюни. Тогда он положил коробку на стол и, не прерывая чтения, предложил глазами: закуривайте. Я затянулся и жизнь показалась мне делом стоящим. Совместное курение стало традицией. После лекции Сергея Львовича лаборантка кафедры нежная Елена Александровна полуобморочно обмахивалась надушенным носовым платочком и открывала форточки. Сергей Львович жил, конечно, в материальном достатке, поэтому он нередко приглашал меня пообедать в довольно дорогое кафе гостиницы «Москва». Там вкусно готовили, а к еде Сергей Львович еще заказывал по стопке водки. Как-то я сказал: «Доживу ли до такого времени, когда смогу свободно пойти в дорогой ресторан». Сергей Львович ответил: «Доживете. Только тогда это не покажется вам таким интересным». Он оказался прав. С Сергеем Львовичем можно было откровенно разговаривать обо всем. Он иронизировал и по поводу философских и по поводу музыкальных наставлений А. А. Жданова, говорил, что в этой мутной воде ловят рыбу бездарности, вроде профессора Петра Николаевича Таркова и некоторых других. Не скрывал он трудностей своей работы в Институте Истории: много дураков, рвущихся в начальники. Впрочем, он считал, что пока директорствует академик Греков, ему можно быть спокойным: Грекова уважал Сталин. В ответ на мои вопросы о том или ином историке, скажем, об А. Л. Сидорове, Сергей Львович нередко отвечал, причмокивая губами: «Ну послушайте, Алексей Леонидович, это же бездарность». Об И. В. Сталине прямо не говорил, но характеризовал с помощью наглядных примеров. Так, он мне рассказал о подробностях присуждения Сталинской премии профессору В. И. Авдиеву за учебник «История древнего Востока». Передавал со слов академика Грекова, являвшегося очевидцем. Дело в том, что, по общему мнению, и сам В. И. Авдиев и его учебник не являли собой ничего выдающегося. К премиям книга не представлялась. На какой-то стадии вопрос о присуждении премий обсуждался с участием Сталина. Так вот, Сталин спросил Б. Д. Грекова, читал ли тот книгу Авдиева. Б. Д. Греков, смутившись, ответил, что не читал. Сталин сказал: «Советую прочесть, хорошая книга». Никаких других представлений не потребовалось. На самом деле книга эта – самая заурядная.

Сергей Львович приглашал меня к себе домой. Принимал в красиво обставленном кабинете. Здесь были книги в изящном количестве и шкафчик с хрустальными бокалами и рюмками, и удобные кресла. На стене висел писаный маслом портрет его красивой жены.

Так вот, с Сергеем Львовичем Утченко я хорошо дружил. Позднее он выступил оппонентом по моей диссертации, при его одобрении в Вестнике Древней Истории печатались мои статьи, он сделал меня завсегдатаем Сектора Истории Древнего Мира. А в 1947–48 гг. я слушал его специальный курс, интересный и глубокий, учился логике изложения, легкости стиля, умнел от постоянного общения с ним. Думал: если буду чем-нибудь руководить, то, как Сергей Львович. И потом, работая руководителем, я подражал ему. Говорю об этом с удовольствием, т. к. все-таки подражал умело.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное