В феврале 1964 года Виктору Сергеевичу исполнилось 70 лет. Его тепло чествовали на историческом факультете, завалили адресами, поздравлениями. Я направил ему телеграмму, выслал посылку – орехи, миндаль, фисташки. Он написал: «Большое вам спасибо за чудесную посылку». Последний раз я встретился с Виктором Сергеевичем мельком в Институте Истории в конце марта 1964 г. Встреча была случайной и короткой. Я не успел ни позвонить ему, ни побывать дома: торопился в Ленинград на симпозиум. 24 апреля 1964 года В. С. Соколов написал мне открытку: «Дорогой Леша! Поздравляю Вас с праздником, а еще с выступлением на Ленинградской конференции. Что же это Вы на обратном пути не только не заглянули, но даже не позвонили мне (я, не заезжая в Москву, вылетал из Ленинграда в Ош. Этого Виктор Сергеевич не знал). Мне приходится все узнавать и между прочим про Вас от чужих людей. Очень жалею! Я рад, что хоть мельком повидал Вас. Хорошо, что Вы все такой же молодой! Озорной! Оставайтесь таким подольше. Крепко обнимаю Вас». В это время я лежал на спине, и сердце мое, пораженное тяжелым инфарктом, неохотно билось. Потом Виктор Сергеевич узнал о моей беде. Написал большое письмо: «Милый мой Лешенька! Вчера получил Ваше письмо (сентябрь 1964). Ну что же, что с Вами, какая приключилась беда… Постарайтесь, милый, отлежаться и приезжайте на мою защиту». Он поздравил меня с Новым 1965 годом: «С Новым годом, милый Леша! Поправляйтесь скорее и пусть канут в вечность все Ваши недомогания. Хотел бы я сидеть в том поезде, который изображен на открытке, и лететь к Вам на восток. Ex orientis lux (Свет с востока). Обнимаю, целую Вас». Между тем с ним случился инсульт. Он слег. Ему не сказали, чем он болен. Долго лежал, не подозревая об опасности. Подлечился и принялся за работу. Трудился над переводом Диона Кассия, намеревался защищать свои труды в качестве докторской диссертации, однако силы покидали его. В поздравительной открытке в канун 1966 года он писал: «С Новым годом!! Дорогой Леша, как живете, как Ваше здоровье. Напишите мне. Я занимаюсь со своими аспирантами дома и потому ничего не знаю. Пишите обо всем, обо всем, целую Вас». А в апреле 1967 года я получил телеграмму: «Сегодня умер Соколов Виктор Сергеевич». В письме от 27 апреля его внук Петя писал мне: «Дед умер спокойно: просто перестал дышать. До последних часов жизни он находился в полном сознании. Он хорошо понимал свое положение и спокойно относился к нему. Уже, потеряв речь, в последние дни он объяснялся жестами и улыбками. Так и умер оптимистом, каким был всю жизнь». На его похороны пришли, среди многих других, 14 человек из школьного класса, который он выпустил в 1924 г.
Я написал о некоторых из моих учителей. О других я напишу в своем месте. Хочу сказать, что в сумерках безвременья, когда нечем было, казалось бы, дышать, меня учили не только наукам, но хорошим манерам в жизни, порядочности, простоте, умению ценить разум. Научился ли я этому? Пусть судят потомки.
Теперь о товарищах. Студенты и аспиранты кафедры Древней Истории составляли клан, признанным патриархом которого был Н. А. Машкин. Все они были полноправными членами кафедрального коллектива, приглашались на заседания кафедры, могли участвовать в прениях и т. д. Н. А. Машкин заведывал также и Сектором Древней Истории в Институте Академии Наук. Заседания кафедры и сектора часто совмещались. Следовательно, в академическом институте мы тоже чувствовали себе своими людьми.