В садах Эпикура

Вместе с тем статьи Сталина были радостно встречены нашими филологами – классиками. Они ринулись против мичуринца Домбровского, но тот заявил, что он именно потому и мичуринец, что всегда выступал против лжетеории Марра. Встречаясь со мной, он подтягивал ремень на брюках. По поводу сталинских статей тепло высказался в каком-то филологическом журнале и крупнейший наш филолог – классик С. И. Соболевский. Ему было около 90 лет и заподозрить его в лицемерии, конечно, невозможно. Спрашивается, что этот крупный ученый нашел в статьях Сталина? Многое. Сталин писал: «Дискуссия выяснила, прежде всего, что в органах языкознания, как в центре, так и в республиках, господствовал режим, не свойственный науке и людям науки. Малейшая критика положения дел в советском языкознании, даже самые робкие попытки критики так называемого «нового учения» в языкознании преследовались и пресекались со стороны руководящих кругов языкознания». Этот режим в науке Сталин называл «аракчеевским» и призывал покончить с ним. В установлении такого режима он обвинял «учеников» Марра. Сталин объявлял войну жонглированию цитатами, а цитатчиков именовал «начетчиками и талмудистами». Все это не могло не радовать умных людей. Опять создавалось впечатление: какие-то карьеристы решили уничтожить языкознание. Вмешался товарищ Сталин, и все встало на место. В таких условиях сталинские суждения о языке, о семантике и прочие «ламентации», как однажды выразился вождь и учитель в письме к Д. Бедному, не имели никакого значения для настоящих ученых. Свободная дискуссия настроила и нас на веселый лад: начинается демократия. Но радость была преждевременной. Слово «маррист» приобрело такое же значение как «вейсманист-морганист» или «безродный космополит», а обвинение в марризме служило поводом к лишению человека работы в лучшем случае. Но дело даже не в этом. Работы Сталина о языкознании стали той палкой, которой можно было огреть каждого. Так случилось и с нами, двинувшимися против Перегудова.

Наша статья в «Вестнике Высшей Школы» задерживалась потому, что ее намеревались поместить в продуманной подборке. Ей предшествовала статья декана Исторического факультета Ленинградского Университета – сухонькой божьей старушки – Ксении Михайловны Колобовой. Статья эта называлась «Против самоуспокоенности и благодушия» и начиналась так: «Гениальные труды И. В. Сталина по вопросам языкознания являются новым творческим вкладом в марксистско-ленинское учение об обществе и законах его развития». Далее перечислялись достоинства вклада и подчеркивалось: «Эти указания товарища Сталина целиком относятся и к нам, историкам». К. М. Колобова признается: «Мы своевременно не вскрывали наших ошибок, и говорили о них после того, как их обнаруживали другие».

Устраняя этот пробел в творческой деятельности Исторического факультета ЛГУ, старушка-декан обвиняла в теоретических ошибках, космополитизме, догматизме, объективизме покойных Сергеева и Машкина, а заодно и здравствовавшего коллегу по ЛГУ профессора С. И. Ковалева. Божья старушка явно симпатизировала Перегудову, творила, бесспорно, имея перед глазами наш труд об учебнике Н. А. Машкина, написанный в достойных тонах.

Такая вот статья предшествовала в «Вестнике Высшей Школы» нашему творению. Но этого мало. Была там и редакционная справка «Об учебниках по истории». В ней прославлялось значение гениальных трудов Сталина о языкознании для написания учебников по истории. И далее говорилось: «На состоявшихся в последнее время заседаниях кафедр исторических дисциплин были вскрыты многие недостатки в постановке преподавания истории и в учебной литературе, намечены пути перестройки научной и педагогической работы в свете указаний товарища Сталина». Свидетельством следования сталинским указаниям преподносилась статья Колобовой. А ниже следовало: «К сожалению, критика и самокритика получила свое развитие далеко не во всех кафедрах. Публикуемая в настоящем номере журнала статья группы членов кафедры древней истории Московского Университета, посвященная разбору учебника Н. А. Машкина, свидетельствует о том, что авторы статьи не сделали для себя необходимых выводов из трудов товарища Сталина по вопросам языкознания». Вот так-то. Человеку, представляющему общественную ситуацию 1950 года, ясно, к чему могло привести такое редакционное замечание. Знал, ох, как знал о возможности такого поворота дел В. И. Авдиев. Потому и не подписал нашу статью. В наиболее сложном положении оказывались Е. Ф. Плотникова и я. Преподаватели Кафедры, подписавшие статью, были беспартийными. Тем не менее им грозило строгое внушение. С. Л. Утченко состоял на партийном учете в Институте Истории.