В садах Эпикура

Мои отношения с Анатолием Георгиевичем постепенно крепли. Я уже рассказывал о его отзыве на мою дипломную работу. Он дарил мне свои статьи и книги с теплыми надписями. Вот некоторые из них: «Алексею Леонидовичу Кацу на добрую память от автора. (20.11.50 г.)» «Дорогому Алексею Леонидовичу Кацу на добрую память от автора. (5.9.52 г.)», «Дорогому другу Алексею Леонидовичу Кацу от глубоко расположенного к нему автора на добрую память! (1.6.54 г.)». Последний раз я встретился с А. Г. Бокщаниным в апреле 1964 года в Ленинграде. Он подарил мне автореферат докторской диссертации со сдержанно официальной надписью «Уважаемому Алексею Леонидовичу Кацу от автора на добрую память. (10.4.64 г.). Но в это время мы уже не дружили. Что же произошло, почему изменились отношения между мною и Анатолием Георгиевичем? Об этом придется рассказать ниже, дабы не нарушать последовательности изложения. Просто в жизни нередко наступают рубежи, когда нужно выбрать, не стараясь держаться между двух стульев. Я выбрал.

Первый год аспирантуры оказался сложным и насыщенным. Я для себя наметил отвести его на сдачу всего кандидатского минимума, а за два последующие подготовить и защитить диссертацию. Трудность выполнения плана заключалась в том, что только по специальности требовалось сдать три раздела Древней Истории, кроме того, была философия, два древних и один новый языки. Я решил совершенствоваться в английском (сдавать его на соответствующем экзамене) и лучше освоиться с французским. Без этого работа над диссертацией была бы недостаточной. Требовалось определить диссертационную тему. Я не хотел заниматься ни Ранней Империей, ни внешней политикой. Сначала возникла мысль написать в память об Н. А. Машкине «Доминат Диоклетиана». (Николай Александрович написал фундаментальную работу «Принципат Августа».) А. Г. Бокщанин благоразумно эту тему отверг. В данном случае он правильно решил, что я выбрал непосильное. Меня интересовала идеология 3–4-го вв., бурного кризисного периода в истории Древнего Рима. Я побеседовал с К. К. Зельиным. Он сказал: «Гарнак пишет, что в Поздней Империи боролись три великие религиозные системы – христианство, неоплатонизм и манихейство». На этом разговор и закончился. Может быть, Константин Константинович полагал, что я выберу для диссертации одно из этих течений. Случилось по-другому. Я возвращался с факультета домой, шел, как обычно, по улице Горького. На этом пути я и решил сопоставить борьбу христианства, неоплатонизма и манихейства на фоне классовых конфликтов Поздней Римской Империи. Нужно знать, что никакого четкого представления об этих системах у меня не было, не представлял я ни источников, ни литературы. Для темы я придумал довольно броское название – «Идеологическая борьба в Римской Империи в конце 3-го, начале 4-го веков». С этим предложением я пришел к Анатолию Георгиевичу. Ему бы не торопиться, а он сразу ответил: «Отличная тема, актуальная, не разработанная. Интереснейший источник – Жития святых!» Так и решили. Между тем, А. Г. Бокщанин прав был только в одном: тема не разработанная у нас во всяком случае. Что касается святых, то они никакого отношения к делу не имели. Я в этом очень скоро убедился. Здесь можно сделать отступление. Историю я очень люблю и многое в ней представляю наглядно. Так, мне видится европейское средневековье, как жизнь в пасмурную погоду под густой сеткой мелкого дождя. Поздняя империя являлась кровавым осенним закатом. Может быть, не обошлось здесь без влияния «Последнего дня Помпеи» Брюллова. Дело не в этом. Образность мысли – дело хорошее. Но умение нарисовать в уме пейзаж еще недостаточно для выбора диссертационной темы. А вот я очень отчетливо представлял себе горевшие в междоусобных смутах города, толпы беснующихся фанатиков, слышал страстные голоса споривших пророков. Но о чем они спорили, вот этого я не знал. А жаль! Между тем на кафедре тему мне утвердили. К. К. Зельин предупредил о больших трудностях, которые мне предстояло преодолеть, посоветовал ограничить круг источников и хронологические рамки. Я все это принял к сведению. Но до работы над диссертацией было еще далеко. Пока я занимался в семинаре у К. К. Зельина. Но еще до утверждения в аспирантуре я взялся за важное дело, связанное с моей честью.