В садах Эпикура

Следующий экзамен был по специальности. Я явился к Николаю Александровичу в сектор. Он принял меня в небольшом кабинете. Сказал: «Экзамен принимаем мы вдвоем – А. Г. Бокщанин и я. Факты не нужны. Знать историографию». Он назвал три работы, которые мне надлежало подготовить. Попросил передать Арке Синицыной и Стучевскому названия книг, предназначавшихся им. Я сразу все это исполнил. Экзамен по специальности прошел легко и быстро. Мы получили по пятерке. Оставался иностранный язык. Я решил сдавать немецкий. Готовиться было бессмысленно. Уровень требований я представлял. Не знал, кто станет экзаменовать. Но и это не имело значения. Наступил день экзамена. Экзаменатором оказался старый преподаватель кафедры немецкого языка, почти незнакомый мне. Он дал мне исторический текст. Помню, что была в нем гигантская, только немецкому языку свойственная, фраза с сослагательным наклонением. Я дал даже не дословный, а хорошо продуманный смысловой перевод с оттенками, определявшимися наклонением глаголов. Старый немец снял очки, посмотрел на меня, отложил в сторону газету, которую мне надлежало переводить с листа, и сказал: «Не надо этого. Я могу вам поставить оценку, могу поставить оценку». Кроме меня, отлично по языку получил только Стучевский. У меня набралось 15 баллов из 15-ти возможных. Путь в аспирантуру был проложен. Оставалась длинная процедура утверждения. Однако авторитет Н. А. Машкина был столь высок, что отказ в приеме в аспирантуру его аспиранту казался невозможным. Потому-то Ара Синицына, Стучевский и я побежали в Сектор Древней Истории, сказали Николаю Александровичу о результатах экзаменов. Он нас поздравил, посоветовал Арке не беспокоиться, хоть она и получила «хорошо» по языку. Небо было чистым. В этот момент на всех обрушилась страшная беда.

15 сентября 1950 года в электричке, направлявшейся в Москву, умер Николай Александрович Машкин. Он спешил на Ученый Совет факультета, где утверждались наши кандидатуры для приема в аспирантуру. Часам к 10 утра мы собрались около деканата. О чем-то болтали. Николай Александрович задерживался. Совет начался без него. Я видел, как в кабинет декана пробежала наша лаборантка Елена Александровна. На бегу, задыхаясь, она крикнула: «Умер, умер Николай Александрович!» Был хороший солнечный день. Н. А. Машкин отправился со своей дачи к станции в отличном расположении духа. Дождался электрички, сел в вагон. Электричка тронулась. На каком-то перегоне Николай Александрович поднял руки и упал мертвым. Его сняли с поезда на недалекой от Москвы станции. Я испытал подлинное отчаяние. Ни о чем не хотелось думать. Аспирантура и все остальное показалось ничтожным. Не стало Николая Александровича, доброго, спокойного, доброжелательного, как-то хорошо немного виновато улыбавшегося. Нас, разумеется, Совет факультета в аспирантуру утвердил. Но как-то стало не до этого. На кафедре собрались все преподаватели, аспиранты, я увидел растерянные глаза старшего сына Н. А. Машкина – Миши.

С. Л. Утченко попросил меня съездить на грузовике на ту глухую станцию, где осталось тело Николая Александровича. День клонился к вечеру, когда мы тронулись в путь. Тем не менее засветло доехали до места. Машина подошла к деревянному домику. Кто-то снял замок с двери. Миша Машкин и я зашли в чисто вымытую комнату. В гробу, поставленном прямо на пол, лежал Н. А. Машкин. Он почти не изменился, только чуть побледнел. Руки покоились на груди. Лицо казалось очень спокойным. Никаких следов муки. Может быть, он и не заметил смерти. Но кто знает, сколько длится это незаметное для живых мгновение и что может пронестись в его бесконечности с отлетающей в небытие мыслью? Так я думаю сейчас. Тогда не думал. Просто сердце сжималось от бесконечной тоски. Мы закрыли гроб крышкой, я слегка закрепил ее гвоздями, подняли, поставили на машину, поехали. Миша не захотел сесть в кабину, устроился у гроба. В кабине ехал я. Добрались до факультета поздно вечером. Внесли гроб в пустой Актовый зал. Я вышел. Миша остался стоять, положив руки на край гроба. К нему совсем неуместно подошел А. Г. Бокщанин. Похороны были назначены на следующий день.

Утром я приехал на факультет. Быстро собирался народ. В «Известиях» поместили сообщение о смерти профессора Машкина. Моссовет разрешил хоронить на Новодевичьем кладбище. Преподаватели, аспиранты, люди, прибывшие из других учреждений, вставали в почетный караул у гроба. Мне была поручена смена караула. Каждые пять минут я выводил новую группу из четырех человек. Произносили речи. Потом длинный кортеж машин двинулся на кладбище. Там произнес речь аспирант Немировский. Н. А. Машкина похоронили. Это была одна из моих самых тяжелых в жизни утрат. Ко мне подошел А. Г. Бокщанин и сказал, что хотел бы стать моим руководителем. Выразил глубокое сожаление по поводу необходимости заменять Николая Александровича. В тот момент мне было безразлично, кто станет моим руководителем. Я поблагодарил Анатолия Георгиевича.