Читаем В садах Эпикура полностью

На государственные экзамены выносились два предмета: Основы марксизма-ленинизма и специальность, т. е. для нас История древнего мира. Председателем экзаменационной комиссии был профессор востоковед Н. А. Смирнов – человек умный и симпатичный. Основы марксизма-ленинизма требовали очень обстоятельного знания источников. Требовалось до мелочей знать краткую биографию И. В. Сталина. Я готовился много и тщательно. Наступил день экзамена. В большом кабинете Новой истории стоял широкий стол для экзаменационной комиссии. Для экзаменующихся предназначались маленькие столики, стоявшие на достаточном отдалении от экзаменаторов. Первого вопроса я не помню. Что касается второго, то мне надлежало охарактеризовать космополитизм. Первый вопрос я ответил быстро, на втором застопорился. Дело в том, что нигде, никто и никогда не освещал нам теоретических проблем космополитизма. Это было просто ругательное слово, которое легко приклеивалось к любому конкретному лицу. Я начал с древних греков. Сказал, что космополиты – граждане мира – были выдуманы еще тогда и с тех пор космополитизм стоит на вооружении реакции. Никто на эту галиматью возражать не посмел, экзаменатор махнул рукой и прекратил опрос. Я вышел в коридор и стал ждать результатов. Вслед за мной появился Николай Александрович Машкин. Он сказал: «И чего вы в античность-то полезли?» Я ответил, что всегда надо начинать сначала. Николай Александрович возразил: «Начало было не там!» С этими словами он протянул мне записку и шепнул: «Вот вопрос Нины Ивановны Полухиной. Она что-то забыла, а я и подавно. Пока я похожу, набросайте ответ». У Нины оказалась одна из работ Сталина, разоблачавшая какой-то уклон. Я написал ее содержание, Н. А. Машкин тайным образом передал записку по назначению. Кончилось тем, что все мы – античники – получили по «отлично».

Древнюю историю сдавали четыре человека. Н. А. Машкин составил двадцать билетов по три вопроса в каждом. К счастью, экземпляр билетов лежал на кафедре, а лаборантка Елена Александровна каждый раз забывала их на своем столе среди бумаг, когда кто-нибудь из нас приходил в кабинет. Учили мы древний мир на славу. Дело это было нелегкое: Восток, Греция, Рим. Но мы одолели. Помню, что по Востоку мне досталось Ново-Вавилонское царство. Я так грохнул хронологией, что Ольга Ивановна Севостьянова заподозрила меня в использовании шпаргалки и задала дополнительный вопрос об источниках по Сицилийским восстаниям рабов. Потом Н. А. Машкин спросил меня об источниках по истории Принципата. Обернувшись к председателю комиссии, он спросил: «Достаточно?» Н. А. Смирнов, слушавший ответы других, махнул рукой: «Давно достаточно». Примерно то же произошло с остальными моими коллегами по курсу и кафедре. Занимались мы много, экзамены же оказались несложными. Впрочем, это относилось не только к нашей кафедре. На курсе провалов не было вообще, редкими были «тройки» и «четверки». Сдавали на отлично. После госэкзаменов я и Нина Полухина сфотографировались с выпускниками кафедры Средних веков. Эта фотография сохранилась.


У меня вышел диплом с отличием. Из 37 экзаменов я только два сдал на «хорошо» и то до Великой Отечественной войны. Такие дипломы в первых числах нюня вручал в торжественной обстановке Актового зала Университета на Моховой 9 ректор академик Несмеянов. Собралось нас со всех факультетов человек 150. Секретарь зачитывал приказ. Мы подходили к столу, А. Н. Несмеянов передавал нам диплом, университетский значок, пожимал руку. Гремели аплодисменты и туш! Церемония заняла довольно много времени, но доставила всем громадное удовольствие и навсегда осталась в памяти… Со мной получали дипломы Володя Лаврин, Сергей Науменко, Павел Волобуев и некоторые еще. Много среди отличников было старых вояк, поблескивавших орденами. Когда назвали мою фамилию, я подошел к академику Несмеянову. Я нередко видел его и слышал на партийных активах. Запомнилось одно из его выступлений. Негромким голосом, но легко и четко он говорил: «Я не стану слишком критиковать себя, потому что не считаю самокритикой самоизбиение. Давно известно, как ни старайся бить себя в грудь, все равно больно не ударишь. Самокритика – умение трезво разбираться в замечаниях оппонентов». Мне это понравилось. Теперь А. Н. Несмеянов вручил мне атрибуты выпускника Университета, пожал руку и негромко произнес: «Поздравляю вас!» Я пошел к своему месту под звуки туша и аплодисментов. На лацкане пиджака мне тут же прокололи дырку, прикрутили темно-синий ромбик университетского значка. Так я и двинулся по милой моему сердцу улице Горького. Казалось (да так оно, наверное, и было), что прохожие посматривают на ордена и на университетский значок. Таких сочетаний было еще не так уж много. Дома меня поздравили Женя и мать. Наташка еще ничего не понимала. К этому времени она, кажется, уже ходила, что-то болтала, показывала, как ходит старуха и как летает самолет. В обоих случаях расставляла руки, сгибалась в три погибели.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное