Читаем В садах Эпикура полностью

Я и дальше не буду писать в хронологическом порядке. Расскажу о событиях года, не относящихся к диссертационной работе, но без которых, наверное, и ее не было бы. Продолжалась тесная дружба с Виталием. Мы встречались почти каждый вечер после занятий у него в доме, играли в шахматы, разговаривали. Виделся я нередко и с Яшей Шварцем. Дружба и с ним становилась все более прочной. Хорошо ко мне относилась и его супруга Лара. Из фронтовых товарищей за минувшие несколько лет я встречал В. Н. Даниленко, который защитил диссертацию и трудился на археологическом поприще в Киеве. Майор Чернышенко учился в академии им. Фрунзе. С ним мы виделись довольно часто. Встретил я как-то и Басаргина, занимавшегося в адъюнктуре Военно-Политической Академии. Узнав о том, что я тружусь в Университете, он сказал: «Ну вот. Из тебя человек получится!» В первый послевоенный год приехал в Москву на несколько дней полковник Сваричевский. Потом он исчез, написал из Тирасполя несколько писем с подписями «твой Вова». Полковника звали Владимиром Владимировичем! Однажды мне пришло письмо с требованием явиться в гостиницу Госбезопасности. Она размещалась в здании ресторана «Пекин». Там я встретил майора Чернозипунникова. Он служил в милиции. Посидели, поговорили. Приехал в Москву на учебу капитан Чернов с женой Тоней. Женя и я побывали у них в гостях, выпили водки. Потом Чернов уехал служить в Польшу и там был убит. Случилось это через несколько лет после войны. В Медицинской библиотеке Женю встретил доктор Берников, потом он заходил к нам в гости. Но у моей матери было дурное настроение. Встреча оказалась скверной. Я проводил доктора до трамвайной установки. Все эти встречи происходили в разное время, начиная с 1947 года и позже. Я написал о них сейчас, чтобы не затерять каждую в отдельности. Хочу сказать, что хорошее отношение ко мне сохранялось у многих людей, служивших в Штабе 40 Армии и занимавших высокие посты. Однажды в метро я увидел бывшего начальника Оперативного Отдела полковника Руденко. Мы встретились глазами, и он воскликнул: «Кац, здорово! Ты что делаешь, чем занимаешься?» Я ответил, что учусь в университете. Полковник продолжал так же громко: «Молодец! Ну, а как твой “фюрер”?» Речь шла о Сваричевском. Я рассказал все, что знал о «фюрере». Полковник Руденко сказал, что он теперь служит в Москве. На этом мы расстались.


Где-то зимой или в начале весны 1952 года закончилась моя карьера в профкоме Университета. Мы провели вторую за нашу аспирантскую жизнь отчетную конференцию. Женя Язьков выступил с обстоятельным докладом. Работу нашу признали удовлетворительной, мы передали бразды правления новым избранникам профсоюзных масс. Недолго я оставался не у дел. Меня избрали парторгом кафедры Древней истории и Древних языков. Состав нашей организации был невелик, но в нее входил Домбровский, а это значило много. Виктора Сергеевича Соколова обрадовало мое новое положение. Теперь ко мне можно было бы обращаться официально в случае выкрутас мичуринца в языкознании.

Моя деятельность парторга началась с приема в партию доцента кафедры Древней истории Николая Николаевича Пикуса. Это был тихий человек, занимавшийся проблемами эллинизма. Он читал нам в свое время спецкурс по истории Птолемеевского Египта. Я сдавал ему экзамен. Только я закрыл рот, в комнату, где мы разговаривали, влетела Арка Синицына и сказала: «Аргонавт! Ты уже ответил? Что, отлично с плюсом?» Н. Н. Пикус ответил, пригорюнившись: «К сожалению, отлично с плюсом не бывает!» Так вот, теперь он решил вступить в партию и попросил у меня рекомендацию. Я ее, конечно, дал. На собрании группы кто-то спросил: «Николай Николаевич, почему вы не служили в армии?» Пикус зарумянился и пролепетал: «Я был болен». Это не удовлетворило. Стали спрашивать, что с ним было, чем он болел. Он, ужасно застеснявшись, сообщил: «У меня была грыжа». Домбровский выразил недоверие и при голосовании воздержался. У меня же отношения с Н. Н. Пикусом были хорошими. Позднее (в 1954 году) он подарил мне свою методическую разработку для заочников с надписью: «Дорогому Алексею Леонидовичу на добрую память». В 1967 году Н. Н. Пикусу исполнилось 60 лет. Я послал ему поздравление. Он ответил открыткой: «Дорогой Алексей Леонидович! Поздравляю вас с 50-летием Великого октября и желаю здоровья и новых творческих успехов на пути науки! Благодарю вас за поздравление меня с 60-летием и дружеские пожелания. С искренним приветом Н. Пикус». В Вестнике Древней Истории № 3 за 1971 год появилась статья Н. Н. Пикуса. Фамилия автора обведена черной рамкой. Значит он умер. Не знаю, когда это случилось и при каких обстоятельствах. Спрашивать про это не хочется. Н. Н. Пикус не был большим ученым. Более того, крупных ученых недолюбливал. Но во время нашего знакомства я об этом ничего не знал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное