Читаем В садах Эпикура полностью

К этому делу я приступил, вероятно, в апреле или в мае 1952 года. Конечно, ни о каких каникулах теперь речи быть не могло. Я писал диссертацию, и писание это из радости превращалось в страдание и наоборот. Впрочем, это заслуживает более подробного описания. Люди, которые даже хорошо меня знают, полагают, что мне пишется легко. Так оно и есть в действительности, но с одной оговоркой. Никто не знает, как долго я не могу приняться за писание, сколько проходит времени, как крутится водоворот мыслей и сомнений до того мгновения, когда рука потянется к перу. Так было и перед тем, как я написал первые строки диссертации. Готовый, хорошо продуманный план лежал в папке. Выписки были разложены по пунктам. Я приходил в библиотеку, садился за стол, сосал ручку, выходил покурить, снова возвращался к столу. Прошло несколько дней. Я размышлял над второй главой, т. к. первую – историографическую – решил писать в самом конце. Иначе и нельзя было поступить. Наконец, я вымучил строчку: «Третий и начало четвертого века новой эры в истории Римской империи ознаменовались событиями большой важности». Затем последовало еще несколько предложений. Третий абзац я закончил словами о том, что в 3-ем веке в Римской империи сложилась революционная ситуация. Обоснование этого вывода я перенес в большую сноску, повторявшую доклад, выполненный для НСО. Над этим я прокорпел полдня. И вдруг откуда-то вынырнула фраза: «В 235 г. взбунтовавшиеся солдаты убили Александра Севера». И плотина прорвалась! Я, как это обычно случается, полетел, словно на крыльях. Теперь приходилось только выхватывать нужные выписки, быстро разбираться в конспектах. Разумеется, не все дни оказывались одинаково плодотворными. Иногда я успевал написать десяток страниц, иногда одну – две. В каких-то случаях приходилось останавливаться, подчитывать материал, дополнять источники. Но не это уже было главным. Мысль шла далеко впереди руки, рука кое-как успевала за нею. Главу о классах и классовой борьбе я написал за месяц. Конец ее свидетельствовал о готовом заделе на следующую главу: «Классовая борьба в Империи 3 и нач. 4 вв. расшатывала империю изнутри, но на могла привести к коренной революции. Именно поэтому господствовало “всеобщее убеждение, что из этого положения нет выхода, что если не тот или другой император, то все же основанная на военном господстве императорская власть является неотвратимой необходимостью” (Энгельс). Материальные предпосылки этого убеждения мы пытались показать. Эта обстановка всеобщей борьбы и безнадежности должна была найти свое отражение в идеологии эпохи, к характеристике которой мы и переходим». На этом я поставил точку. Теперь предстояло переписать главу на чистовик и отдать А. Г. Бокщанину. Переписывание заняло довольно много времени, т. к. я кое-что исправлял, дорабатывал. Конечно, следовало бы отложить сделанное на месяц – другой, потом вернуться, перечитать, переделать. Но на такую работу я не имел времени. Поэтому и понес начисто переписанную главу Тамаре Михайловне Шепуновой. Это соответствовало и установившемуся правилу, без этого я просто не мог обойтись. Мне нужно было получить ответ на вопрос: что я написал, студенческий доклад или раздел диссертации, самостоятельное исследование. Отзыва от Тамары Михайловны я ждал с нетерпением. Ее встретила Люда Спасская и спросила, что она думает о работе. Тамара Михайловна ответила: «Алексей Леонидович работает в темпе, который я не ожидала даже от него». Люда передала мне этот отзыв с радостью. Я ждал более обстоятельного высказывания. Наконец, придя на кафедру, я увидел на лице Тамары Михайловны светлую улыбку. Она мне протянула рукопись и сказала: «Это хорошо!» Я спросил: «Это диссертация или нет?» В ответ она утвердительно кивнула головой и добавила: «Посмотрим, что скажет Анатолий Георгиевич». Я спокойно отнес рукопись ему.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное