Читаем В садах Эпикура полностью

Временами я навещал Люду Спасскую, чтобы поговорить о нравах Поздней Римской империи. Она выполняла какое-то задание О. И. Севастьяновой в Историческом музее. Помню, что Люда попросила меня срисовать какую-то вазу. Мы прошли в музей через служебный вход, я быстро сделал набросок, Люда уверяла, что с ее плеч свалилась гора. Потом мы снова обратились к проблемам императорского Рима.

Виталий целую зиму увлекался какой-то красивой женщиной, появившейся в библиотеке Горького. Он подолгу курил в вестибюле, ходил обедать в обществе прекрасной дамы и просил меня же беспокоиться за его научные успехи. Сейчас он не их считал главным. Потом к красавице приехал ее муж, кажется, генерал или академик, точно не помню, и Виталий заскучал. В это время он и предложил мне развлечься, съездить за город к его старым знакомым. Мы так надоели Саиде разговорами о политике и шахматами, что она очень обрадовалась нашему намерению. Я одел на себя только что купленный белый костюм и уподобился Королю Лиру без бороды, чем и предвосхитил новый наш фильм по бессмертной трагедии Шекспира. Виталий посоветовал мне нигде не садиться, ни к чему не прислоняться, дабы не нарушить девственную чистоту моего наряда. Мы влезли в полупустую электричку, томимые жаждой приключений. И они шли нам навстречу. На соседней от нас скамейке сидела какая-то женщина, вышедшая за пределы 25 лет, с пышными волосами и милым лицом. Одета она было совсем скромно. Мы подсели к ней и заговорили. Узнали имя (я его сейчас забыл), куда она направляется. Себя мы выдали инженерами «энского» завода, объявили, что едем развлечься, назвали станцию. Женщина сказала, что она направляется дальше, но будет возвращаться и сможет сойти на нашей станции, мы погуляем. Завязка была сделана. Виталий и я явились к его знакомым, как снег на голову. Ему они, наверное, были рады, но меня не знали и знать не хотели. Поэтому мы немного посидели, получили разрешение переночевать и двинулись в лес. Вот здесь я испытал настоящие мучения от белизны своего костюма. Виталий кричал каждую секунду: «Берегись! Трава!» Китель-то я оставил у наших знакомых. Надо бы было где-нибудь бросить и брюки. Но предстояла встреча с женщиной, а в этом случае на первых порах необходимы брюки в любой ситуации. И встреча состоялась в назначенный час. Наша новая знакомая приехала, и мы не знали, что с ней делать. К счастью, на нашем дачном полустанке отсутствовал даже дрянной буфет. Захоти женщина выпить стакан воды без сиропа, молодые инженеры с «энского» завода должны были бы эту воду украсть: денег у нас не было. Даже обратные билеты мы купили в Москве. К счастью, пьянствовать не пришлось. Мы погуляли по лесу. Женщина чувствовала себя хорошо, весело болтала, обещала познакомить нас с подругами. Чувствовалось, что она рада счастливой находке двух одиноких мужчин: инженеры наперебой уверяли, как им надоела беспорядочная холостяцкая жизнь, да еще при полном незнании, куда девать массу легко зарабатываемых денег. Виталий и я врали самозабвенно, даже не глядя друг на друга. Боже мой! Для чего мы это устроили? Мы пытались потом ответить себе много раз. Не смогли. Время прошло хорошо. Очарованную душу мы посадили в электричку, договорившись о дне и месте следующей встречи. Потом мы вернулись к знакомым Виталия, поужинали редькой с уксусом и хлебом и легли спать. На следующий день мы вернулись в Москву, наигравшись до одурения в шахматы. Мой белый костюм позеленел, несмотря на все старания сохранить его природный цвет. Несколькими днями позже Виталий и я встретились в одном из московских скверов с нашей новой знакомой и ее подругой. Мы, конечно, были без денег, а трепались о ресторанной жизни и головной боли после попоек. Проболтали до темноты, посадили девочек в трамвай. На этом и кончилось наше сентиментальное путешествие. Мы вернулись к очередным делам в библиотеке им. Горького.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное