В садах Эпикура

Я писал большой раздел о христианстве. Работал с большим напряжением и достаточно быстро двигался вперед. В это время проректор по научной работе стал вызывать аспирантов с их руководителями: хотел выяснить, кто защитит диссертацию в срок. Я явился на прием вместе с А. Г. Бокщаниным. Нам предложили сесть. Проректор спросил очень дружелюбно: «Как дела?» Я ответил, что написал значительную часть работы, что к маю, очевидно, закончу все и осенью защищу диссертацию. Он покачал головой и посоветовал: «Заканчивайте быстрее, защищайте в мае. В сентябре начнете работать!» Я сказал, что это очень заманчиво, но дать такого обещания я не могу, оно нереально. А. Г. Бокщанин меня энергично поддержал. Проректор улыбнулся и очень весело сказал: «Ладно, пусть будет по-вашему!» И добавил, словно про себя: «Один аспирант подготовит диссертацию в срок, и тот Кац!» Это было сказано так добродушно и сочувственно, что я громко засмеялся и спросил: «Не замедлить ли темпы?» «Нет, нет! – сказал проректор. – Работайте так же! Желаю успеха!» А. Г. Бокщанин и я вышли на улицу, посмеялись, я двинулся в библиотеку Горького. Там встретил Виталия, рассказал ему о беседе с проректором.

2 марта 1953 года я, как обычно, проснулся рано и все-таки позже, чем Наташкина няня молодая девка Лида вернулась из магазина. Она, задыхаясь от волнения, сказала: «Сталин заболел!» Я вскочил, включил радио и услышал великолепную грустную музыку. Через пару минут известный диктор Левитан сообщил, что у Сталина произошло тяжелое кровоизлияние в мозг, что врачи борются за его жизнь. И опять зазвучала траурная музыка. Она лилась и лилась, оркестры сменялись хорами, исполнялись скрипичные концерты. Невозможно было оторваться от этой музыки. И все же я быстро собрался и поехал на факультет. В партбюро собралось довольно много народа, составили график дежурств: нужно было следить за радиопередачами, быть готовым принять экстренное сообщение. Хотя я был парторгом кафедры и аспирантом выпускного курса, мне дежурства не доверили: видимо, опасались, что Кац вдруг узнает о смерти т. Сталина и сообщит об этом не по назначению. По совести говоря, мне стало обидно. Но я ничем своих чувств не выразил, пошел в читальный зал дописывать христианство. Там мы встретились с Виталием, покурили. Разумеется, говорили о болезни Сталина. Я высказал мысль, что в случае его смерти, жизнь станет еще более трудной. Виталий спросил: «А что может быть хуже?» Я ответил, что Сталин, наверное, играл сдерживающую роль. Все-таки с космополитизмом замолчали. Да и есть ли фигура, способная его заменить? Виталий засмеялся: «Кого и в каком случае он сдерживал? Беда в том, что его самого некому было сдержать. Что касается фигуры, то в них недостатка не будет. Пешка, добравшись до крайней линии, становится ферзем механически. Интересно, кого проведут в ферзи?» Потянулись напряженные дни. Бюллетени о состоянии здоровья И. В. Сталина то обнадеживали, то устрашали. После одной из передач Витя Смирин сказал мне: «Может быть, он еще выздоровеет!» Я согласился. Мы совершенно не знали, что это за штука – кровоизлияние в мозг.

5 марта 1953 года Сталин умер. Об этом сообщили газеты на следующий день. Виталий и я занимались в аспирантском зале. Как и в первый день войны, читальный зал библиотеки вдруг опустел. Виталий и я остались вдвоем. Он сказал: «Пошли, старик, покурим. Кажется, можно прерваться…» 6 марта газеты опубликовали обращение ЦК КПСС ко всем членам партии, ко всем трудящимся Советского Союза: «Перестало биться сердце соратника и гениального продолжателя дела Ленина, мудрого вождя и учителя Коммунистической партии и Советского народа – Иосифа Виссарионовича Сталина». Обращение кончалось словами: «Бессмертное имя Сталина будет жить в сердцах советского народа и всего прогрессивного человечества».

В университетском клубе на улице Герцена проходил траурный митинг. Один за другим поднимались на трибуну ораторы, говорили искренние горячие речи. Многие плакали. Я не плакал, потому что не умел. Было какое-то странное чувство новизны, любопытства. После митинга я встретил Сергея Львовича Утченко, спросил его: «Что будет дальше?» Он ответил: «Ничего особенного». Рассказал, что очень тяжело болен академик Греков. Ему опасно волноваться, потому от него скрывают кончину Сталина, однако долго это продолжаться не может. Я спросил Сергея Львовича, как он думает, кто окажется на месте Сталина. Он выразил предположение: «Для начала, наверное, “НИКТО”»!