В садах Эпикура

Редакция «Вопросов истории» размещалась в здании издательства «Правда». Я поколесил по коридорам и явился к нужному лицу. Этим лицом оказался Лев Дмитриевич Петров – бывший зам. декана Исторического факультета. Он прочел статью и сказал: «Хлестко написано! Для “Вопросов Истории” тема узка. Да и лучше, чтобы ее поместил “Вестник” в порядке самокритики». Я направил стопы свои в редакцию «Вестника». Здесь я встретился с Я. А. Ленцманом, которого А. Г. Бокщанин считал сионистом. В действительности же «сионист» был польским коммунистом, долго находился в подполье, в тюрьме. Выпущенный на поруки, он бежал в Данциг, откуда в 1932 году перебрался к нам, принял советское гражданство, окончил исторический факультет и аспирантуру при Московском пединституте. С 1941 по 1945 год Ленцман находился на фронте, там в 1943 году вступил в КПСС. После демобилизации он защитил диссертацию, и в момент, когда я его узнал, руководил отделом критики и библиографии в «Вестнике Древней Истории». Ко мне он относился хорошо. Моя статья удовольствия ему не доставила: ведь рецензию П. Н. Таркова в свое время пропустил он. Вместе с тем и Яков Абрамович Ленцман не мог отказаться от удовольствия врезать Таркову. Да и я проявил должную настойчивость, сказав о своем визите в «Вопросы Истории», где готовы взять статью, но посоветовали сначала обратиться в «Вестник». После этого Яков Абрамович статью взял. Несколькими днями позже я узнал, что статья оживленно обсуждалась в редакции. Необходимость ее опубликования ни у кого сомнения не вызывала. Было одно «НО», по поводу которого ко мне обратилась Александра Ивановна Павловская – сотрудница редакции. Александра Ивановна – это для сведения читателя. На самом деле это была проста Аля Павловская, окончившая аспирантуру при нашей Кафедре. Руководил ею К. К. Зельин. Мы были с ней хорошо знакомы, я давал ей рекомендацию при поступлении в партию. В 1951 году она защитилась, подарила мне реферат с надписью: «А. Кацу на память о совместной учебе, от автора». Так вот, она ко мне пришла и сказала: «Леша! Статья твоя идет. У меня есть тебе совет: подпишись инициалами, или дай ее под псевдонимом». Я спросил: «Зачем?» Она стала говорить что-то невнятное. Разговор шел в просторном вестибюле библиотеки Горького, и я попросил ее зайти за ответом на следующий день. Утром я помчался в Институт истории к Сергею Львовичу Утченко. Застал его опять в просторном кабинете, рассказал о разговоре с А. И. Павловской. Спросил, как мне поступить. С. Л. Утченко ответил: «Вопрос щекотливый. Вы должны решить его сами. Ситуация вам известна». На этом разговор кончился. Вечером я сказал Але Павловской, что статья пойдет под моей фамилией. Далось мне это решение нелегко и не сразу. Было соблазнительно стукнуть Таркова и остаться незамеченным: проще, спокойнее. И тут же думалось: я выгнал Перегудова, выступил на партсобрании в защиту старого доцента с Кафедры Востока, открыто веду борьбу с Домбровским. Кого я теперь боюсь? Таркова? Дать статью без подписи – все равно, что выстрелить из ружья с кривым стволом. Если бы Сергей Львович одобрительно отнесся к сокрытия авторства, он бы дал соответствующий ответ. И я решил, как решил. А повод для беспокойства у А. И. Павловской был. Он крылся в той ситуации, про которую вспомнил С. Л. Утченко.

В последних числах января 1953 года передали по радио чудовищное сообщение: арестована группа врачей – вредителей, готовивших убийства крупных политических деятелей, замышлявших уничтожение некоторых наших маршалов и чуть ли ни самого Сталина. Перечислялись фамилии крупнейших медиков с мировыми именами. Разоблачила их рядовой врач кремлевской больницы Лидия Тимощук, которую тут же наградили орденом Ленина за бдительность. Большинство арестованных были евреями, их называли агентами сионистской организации «Джойнт». У меня больно заныло сердце. Не было сил думать, что это сообщение – ложь. Кому она могла понадобиться? Становилось страшно. Почему? Сколько страданий принес пресловутый космополитизм?! В жизни царила та тягостная обстановка, которую Ю. Бондарев назвал «Тишиной». При всем ее отвратительном накале она была затаенной. Арест врачей, связанных с каким-то еврейским националистическим центром, прорывал плотину, кое-как сдерживавшую лавину дерьма.