В садах Эпикура

В сентябре 1961 года меня наградили медалью «За трудовую доблесть». На совещание во Фрунзе мы приехали большой группой во главе с Эшмамбетовым. Здесь выступил Министр Высшего образования СССР Елютин, потом секретарь ЦК КП Киргизии Казакбаев вручил награды. Как и я, медаль получил Пескарев. Когда мне вручали награду, зал, как мне показалось, особенно тепло аплодировал. Знали меня многие, относились ко мне хорошо. Потом сфотографировались с академиком Скрябиным. Торжественный обед в честь награжденных ошан дал новый парторг Института Л. С. Убайдуллаев. Ели шашлыки, пили коньяк. Весело вернулись в Ош. К сожалению, серьезно заболел Эшмамбетов и примерно на год выбыл из активных дел. Временами он приходил на работу, но снова сваливался. Я принял на себя руководство институтом. Студенты отправились на уборку хлопка. Я много времени проводил в колхозах вместе со студентами. Об этом, пожалуй, стоит рассказать.

Руководство студентами на уборке хлопка – дело хлопотное. В то время быт студентов оставался совершенно неудовлетворительным. Можно было ожидать пьянок, хулиганства и прочих чрезвычайных происшествий. Преподаватели жили обычно в стороне от студентов, проводили много времени в обществе щедрого на плов и выпивку колхозного руководства. Я изменил жизнь на хлопке. Преподаватели поместились со своими группами. Я и еще несколько человек жили в клубе там же, где помещался один из факультетов. Студентам было объявлено, что за любое нарушение дисциплины – исключение. Как-то студенты пригласили меня и бывшего декана физико-математического факультета Мамурова на ужин: они победили в соревновании и получили в награду барана. Приготовили вкусную еду. Приглашенным предложили водку. Я пить отказался. Поужинали. Поблагодарив студентов, я сказал: «Почему вы угощаете преподавателей водкой? Разве у вас много денег?» Все молчали. Я продолжал: «Такого рода угощения неприличны. Они унижают достоинство учителей. Поэтому я рекомендую впредь так не поступать». Две поллитровки я разбил на глазах у студентов и бросил в арык. Мамуров готов был заплакать, а студентам, как мне показалось, это понравилось. Не ходил я, разумеется, и на пловы. Это привело к тому, что и другие преподаватели стали обходиться обычной пищей. Дисциплина укрепилась. Бухгалтер колхоза говорил мне: «Почему не пьешь?» Я отвечал: «Потому что на работе нахожусь». Бухгалтер удивлялся. Встав рано утром, я садился на персональный грузовик, объезжал бригады. Работа шла. Чрезвычайных происшествий, к счастью, не случалось. Так я работал на хлопке несколько лет подряд. От меня требовалось постоянное напряжение сил, я пребывал в постоянном волнении, но вида не показывал. Многие преподаватели присматривались ко мне, относились со все большим уважением. Конечно, я не был ни сверхадминистратором, ни размазней. Я был таким, как есть, ни под кого и ни под что не подстраивался, просто сказывались навыки, полученные от полковника Сваричевского и Сергея Львовича Утченко. Студенты вернулись с хлопкоуборочных работ, я взял отпуск и поехал в Москву.

Во второй половине ноября 1961 года состоялся XXII Съезд партии. Я буду писать о нем только в связи с дальнейшим разоблачением культа личности. После Съезда я укрепился в своей резко отрицательной оценке Сталина. Разумеется, забавно было читать, как люди, не находившие прежде слов для восхвалений Сталина, теперь снова испытывали недостаток красноречия, но уже в поисках эпитетов противоположного порядка. Помнится, А. И. Микоян предлагал положить в основу программы партии «Экономические проблемы социализма». Теперь он говорил: «Всем ясно, что «Экономические проблемы социализма в СССР» не могли лечь в основу этой программы. Оратор на десятке страниц обосновывает этот вывод, находящийся в полном противоречии с такой же «убедительной» речью на XIX Съезде. Таких примеров в стенограмме XXII Съезда множество. Но дело не в них.