Читаем В садах Эпикура полностью

Походили с Виталием по ресторанам, побаловались коньяком, шашлыками, цыплятами табака. Один из его знакомых познакомил меня с записями песен Окуджавы и Рыбникова. С Яшей Шварцем мотался по Москве, но уже не на старой керосинке, а на роскошной «Яве». Как обычно, я встретился с А. Г. Бокщаниным. Он подарил мне первую часть своей монографии «Парфия и Рим». Сделал надпись: «Дорогому Алексею Леонидовичу на добрую память от автора. 30 сентября 1960 года». А. Г. Бокщанин попросил меня написать на эту работу рецензию для «Вопросов Истории». Я легкомысленно согласился. Именно на этой почве испортились наши отношения. Случилось это несколько позже, именно в 1961 году, но напишу я об этом сейчас, раз пришлось к слову. Вернувшись в Ош, я прочел книгу. То, что она плохая, меня не удивило и даже не огорчило. Возможностей А. Г. Бокщанина я не преувеличивал. Но в ней он зло обрушивался на К. К. Зельина. Не говоря о мелочах, вроде упрека К. К. Зельину, будто он заимствовал свои основные выводы у какого-то польского историка, меня возмутило другое. К. К. Зельин определил одну из категорий сельского населения эллинистического Египта как «полурабских издольщиков». По этому поводу А. Г. Бокщанин писал: «К. К. Зельин, как справедливо отмечалось в печати, допустил грубую вульгаризацию при цитировании» (речь идет о цитировании В. И. Ленина. – А. К.), сравнивая совершенно различные категории населения». Много в этой книге и других передергиваний, нелепостей и т. д. Я представил себе: напишу положительную рецензию на работу А. Г. Бокщанина. Поместят ее в «Вопросах истории». Об этом Анатолий Георгиевич позаботится. У меня будет печатная работа в авторитетном журнале. И этот журнал прочтет К. К. Зельин. Что он обо мне подумает? Нужно было выбрать. Как нередко со мной случалось, я подумал, посомневался и выбрал единственно возможное: написать рецензию такую, какую заслуживает А. Г. Бокщанин. И я написал. В части, касающейся К. К. Зельина подчеркнул, что автор повел полемику в тоне, не стимулирующем ее развитие. Кроме того, я показал все слабые стороны работы А. Г. Бокщанина, чего бы я, конечно, не сделал при других обстоятельствах. Такую рецензию я не собирался посылать в «Вопросы Истории». Я отправил ее самому А. Г. Бокщанину. Анатолий Георгиевич ответил длинным злым письмом. Не стану его переписывать. Много там чуши. Начиналось оно трагично: «Весьма благодарен Вам за ваше письмо и приложенный к нему текст вашей рецензии. Прошу не судить меня строго за задержку ответа, т. к. я не только внимательным образом прочел, но и несколько раз перечитал Ваш текст, прежде чем оказался в состоянии продуманно ответить Вам». Меня устраивало такое впечатление. А. Г. Бокщанин не учитывал чувств К. К. Зельина, которые могли у того возникнуть при чтении опубликованной книги. Кончал А. Г. Бокщанин так: «Еще раз благодарю Вас за выполнение Вашего обещания и написания рецензии. Она сослужила мне хорошую службу, показав возможные объекты дискуссионных положений и возможных полемических нападений. В ближайшие дни я отправлю Вам присланный Вами текст. (Анатолий Георгиевич не сделал этого ни в ближайшее, ни в последующее время.) Само собой разумеется, что наша полемика останется сугубо между нами, конечно, если Вы того пожелаете. Вы совершенно свободны в Ваших поступках, и я не смею Вас просить ни о чем-либо! Но мое отношение к опубликованию в печати присланного Вами текста я старался разъяснить Вам с максимальной подробностью и обстоятельностью».

Мне было тяжело. Конечно, никуда я свою рецензию не посылал и сразу же написал А. Г. Бокщанину, что публиковать ее не намерен. Я понимал, что наши отношения испорчены, но ничего поделать не мог. Как часто случалось, на крутых поворотах жизни я выбрал не самое для меня приятное, но самое, как я полагаю, правильное. Не знаю, Наташенька, должен ли я тебе посоветовать поступать также…


Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное