В садах Эпикура

1960–61 учебный год институт начал в новом учебном корпусе. Я получил отдельный кабинет. Секретари разместились по соседству. В этом году Ошский пединститут набрал 25 человек историков. Началась наша работа на стационаре. Однако занятия продолжались недолго. Студентов во второй половине сентября отправили на уборку хлопка. Вымотанный за год более, чем активной, трудовой деятельностью, я взял отпуск и поехал в Москву. Кажется, в этом году у меня и произошел душевный надлом, от которого я не сумел оправиться. Я и раньше страдал от безотчетного чувства надвигающейся беды. Что-то меня постоянно тревожило. То я думал об отце, потом это отпало, появились новые совершенно нереальные источники для волнений. Я ни сейчас ни в прошлом объяснить их не мог. Дела шли так плохо, что пришлось обратиться к врачу. Женя водила меня к невропатологу в Оше, Сарра – во Фрунзе. Никто ничего не находил, выписывали рецепты на успокаивающие таблетки и порошки, говорили о функциональном расстройстве нервной системы. Московский врач обнадеживающе объявила, что мой душевный недуг не опасен для окружающих. Я поблагодарил и спросил, насколько он опасен для меня. Врач развела руками. Я плюнул на медицину.

В Москве встретился с Е. М. Штаерман. Она знала о моем переезде в Ош. Она писала: «Недавно читала некий детектив, действия которого происходят в вашем Оше. Ош там описан примерно, как Багдад Гарун ар-Рашида, дополнений и улучшенный современной цивилизацией: восточные роскошные базары, таинственные красавицы, верблюды и т. д. Я даже вам позавидовала; хотя, если не ошибаюсь, в вашем описании все выглядело не столь привлекательно. Возможно, конечно, что таинственные красавицы несколько блекнут, становясь студентками, также как и восточные базары, если там приходится покупать не роковые драгоценности, а прозаическую картошку». Понятно, что я чувствовал потребность создать у Елены Михайловны правильные представления об Оше, базаре и красавицах.