В садах Эпикура

Хорошо складывались отношения с основной массой преподавателей. Заведующий кафедрой английского языка В. Т. Ковальчук ушел в аспирантуру. Его временно заменила умная и энергичная Галина Васильевна Сатина. У нас сложились отличные отношения. Иногда я нервничал во время споров. Галина Васильевна говорила: «Алексей Леонидович, не кричите!» Я резко возражал: «Я не кричу, я требую!» «Вы не слышите своего голоса, вы говорите слишком громко». Я быстро остывал, приносил извинения и все улаживалось. Однажды доцент Г. М. Акулов пришел ко мне в кабинет и стал говорить о недостатках работы Д. М. Лондона. Вызвав его к себе, я предложил Григорию Моисеевичу повторить свои замечания, но не мне, а тому, кого они непосредственно касались. Окулов заерзал на стуле, захлопнул пасть и удалился. Об этом заговорили в институте. Впрочем, это была для меня и Эшмамбетова обычная форма реагировать на сплетни и жалобы. Был и такой случай. Кандидат филологических наук С. Л. Мухина пожаловалась мне, будто ее обидели при распределении нагрузки. Я поговорил с деканом факультета Л. Д. Поколодным и другими преподавателями факультета, убедился: Софья Леонидовна неправа. Так я ей и сказал. Она обратилась с большой жалобой на меня в министерство. Оттуда последовал грозный оклик: разберитесь! Я спокойно ответил, что разобрался. Мухина же до сих пор не догадывается, что мне известна ее жалоба на меня. Я говорю обо всем этом для того, чтобы показать: в институте сложилась нормальная рабочая обстановка. Ректорат никого не боялся, никто, кроме жуликов, не боялся ректората. Сохранилось несколько фотографий, на которых Эшмамбетов и я сняты на вечерах, среди студентов, с преподавателями. Это не официальные портреты, а любительские снимки, сделанные от хорошего настроения.

Захотел со мной сфотографироваться даже Ю. Я. Тильманс. Случилось же следующее: он решил переехать в какой-то институт на Украине. Я спросил, почему. Оказалось, что переезд связан со здоровьем его жены. Мне не хотелось, чтобы Тильманс уезжал. Все-таки он был хорошим химиком. Убедившись, что его невозможно убедить остаться в институте, я (Эшмамбетов опять болел) издал приказ об объявлении Тильмансу благодарности за безупречную работу. Он зашел в ректорат, объявил, что наши распри – недоразумение, в котором виновата Крапивина: она настраивала Юлия Яковлевича против меня. Я эту тему решил не развивать, а охотно отправился с ним фотографироваться на фоне импозантного здания института. Тильманс уехал. Я еще раз повторяю: мы создали в институте хорошую деловую обстановку взаимного уважения. К нам хорошо относились подчиненные. Плохо относилось начальство: мы не проявляли холопского недуга.

Летом Эшмамбетов уехал в отпуск. Я остался проводить прием студентов на новый учебный год. Возникли некоторые сложности. Я уже писал, что министерство просвещения Киргизии не приняло на моей памяти ни одного разумного решения. Зато глупых – сколько угодно! Упомяну о двух, касавшихся нашего института.