В садах Эпикура

При музпедфаке организовали отделение культурно-просветительных работников, получавших квалификацию руководителей клубов. С таким же успехом можно было бы организовать в Антарктиде разведение страусов на базе естественного производства пингвинов. К профилю института новая специальность не имела никакого отношения. У нас не было преподавателей. Но дело даже не в этом. Начисто отсутствовала учебная база, в Оше нет филармонии, путного театра, приличного клуба, даже практику проводить негде. Мы написали немало обоснованных бумаг с просьбой забрать у нас это отделение. Ни в зуб ногой. В 1963 году я, пользуясь благодушным настроением министра Каниметова, добился от него устного согласия на то, чтобы прием на клубное отделение не объявлять, а увеличить соответственно прием на музыкально-педагогическое отделение. Бумаги я никакой не взял, но о разрешении Каниметова сообщил соответствующим работникам министерства, и они получили устное же подтверждение от своего шефа. Мы провели прием без клубников. В сентябре грянул гром. Узнав о случившемся, министр культуры тов. Кондучалова подняла шум. Начал его преподаватель культпросветотделения пьяница и жулик Кравцов. Он брякнул в министерство культуры заявление. Немедленно приехал инструктор ЦК КП Киргизии проверять случившееся. Мы с Лондоном дали объяснения. Инструктор согласилась в том, что мы не можем готовить сколько-нибудь приличных специалистов по клубному делу. Казалось бы, вопрос исчерпан. Из отпуска вернулся Эшмамбетов и нас вызвали в Центральный Комитет. На таком уровне я еще взбучек не получал: в просторный кабинет секретаря ЦК Мураталиева, кроме нас, собрались Каниметов и министр культуры Кондучалова. Удивил меня мой однокашник Каниметов: заявил, что я ввел его в заблуждение, что он никаких прямых указаний не давал. Спорить я не стал. Я просто спросил Мураталиева, допускает ли он мысль, будто я самовольно решил отменить прием на отделение культурно-просветительных работников. К счастью, он такой мысли не допускал. Потому мне не вынесли даже взыскания. Министр культуры Кондучалова повела с нами сложную беседу о восстановлении с будущего года приема на это злосчастное отделение. Я доказывал бессмысленность этого дела. С таким же успехом я мог бы доказывать своей верной собаке Джильде бессмысленность спаривания с дворнягой: она все равно бы спарилась при благоприятных обстоятельствах. Правда, в случае с Джильдой от меня зависело создание благоприятных обстоятельств. Что касается Кондучаловой, то я ее на поводке не водил, от чего, конечно, очень страдало развитие киргизской культуры. Министерша не удостоила меня вниманием. Она вещала, сидя ко мне спиной, чего никогда не позволила бы себе благовоспитанная Джильда. Поэтому в тот раз я наблюдал министра со стороны ее объемистого зада. Я никогда не оставался равнодушным к женским задам. Однако круп министра культуры был несколько ниже даже того невысокого интеллектуального уровня, который я предъявляю к женским крупам вообще. Поэтому я не огорчился. Какая разница, с какой стороны смотреть на министра Кондучалову? Так или иначе, эта встреча прошла.