В садах Эпикура

Итак, весной 1942 г. я, разумеется, считал себя львом, но ясно, что грива у меня тогда еще не отросла. Стрелянные гильзы шли пока на свистки.

На первых порах служба в разведотделе мена разочаровала. Попросту говоря, делать было нечего. Усанов представлял мою работу так: будут приводить пленных, он их станет допрашивать, пользуясь мной в качестве переводчика, совершенно пассивного. Никакой самостоятельной роли мне не отводилось. Такое представление о моих задачах исключало для Усанова всякую необходимость чему-нибудь меня научить. Я просил взять меня в батальоны, роты, чтобы я познакомился с местностью. Это, как мне казалось, помогло бы понимать и пленного и с каким-то смыслом спрашивать. Усанов посмеивался над моими просьбами, ждал пленного, а его все не было. Я отдавал себе отчет в трудностях, которые мне встретятся в разговоре с немцами. Военной терминологии я не знал. Разговорник, находившийся в распоряжении разведотдела, предназначался для лиц, вовсе не знавших языка; я не имел русско-немецкого словаря и берег, как зеницу ока, немецко-русский словарик, присланный мне матерью. Короче, к военным наукам Усанов меня не приобщал, а обязанностями ординарца я не занимался. На этой почве осложнились мои отношения с Усановым. Да еще я имел дерзость возразить против некоторых его выводов. Вот пример: Усанов составил разведывательную сводку. В ней сообщалось, что группа разведчиков отправилась в поиск, пленных не взяла, т. к. попала под огонь. Вывод: «Национальность противника, действующего перед фронтом бригады – немцы». Я резонно заметил, что в сводке не сходятся концы с концами. Усанов ощетинился. В штабе я испытывал глубокое уважение к майору Утину, мне нравился Верич. Сам же Усанов был паршивым малым. Ворчливый, мелочный, завистливый, он ни с кем не умел ладить, со всеми ссорился.

Весенние месяцы 1942 г. были сравнительно спокойными. Один раз появилась перспектива поговорить с пленным. На наших глазах зенитчики сбили «юнкерс-88». Я впервые увидел горящий самолет, выбросившихся с парашютами летчиков. Казалось, что они опускаются рядом. Я схватил винтовку и кинулся к месту их возможной посадки, но был остановлен грозным окликом майора Утина. Между тем, летчики приземлились за линией фронта.

Жизнь моя тянулась довольно однообразно. Иногда чертил, по поручению Усанова, схемы. Но мне не объяснялось их назначение, и я выполнял их формально. Я много курил, пил ежедневно положенную мне порцию водки (несмотря на попытки Верича и Усанова реквизировать ее в свою пользу на основании бережливого отношения к моей молодости), с трудом глотал так называемую затируху – полусуп, полукашицу из какого-то продукта, отдаленно схожего с гречкой. Кормили отвратительно. Хорошо, что хлеба давали по килограмму в день. Этого хватало и можно было в конце концов жить без «затирухи». Из первого батальона приходили печальные вести. У Китаина почему-то парализовались ноги и его отправили в госпиталь. Ну это еще куда ни шло. Может быть, Китаин и считал себя удачником. Случилось другое, заставившее реально ощутить смерть. Погиб знакомый солдат Трубкин – парень моего возраста. В траншею угодила мина и от Трубкина остались окровавленные куски мяса. Их собрали и похоронили. Гибли или уходили в госпиталь и другие. Чувство опасности овеществлялось, если можно так выразиться. Я не становился трусом. Нет. Просто одолевало чувство обреченности. А Нина писала дурацкие письма, будто видит меня осторожно ступающим по траве, идущим в разведку. А я не ходил в разведку и не скрывал этого от Нины. Я еще и немцев-то не видел. И этого я тоже не скрывал. Но я был на настоящей войне, а посему никаких преувеличений не требовалось, для меня во всяком случае.

К началу июня 111 бригада передислоцировалась в район совхоза Расховец (Курская, область) и заняла оборону во втором эшелоне войск 40 армии, Брянской фронта. Усанов, по глупости, старался держать меня в полном неведении о делах на фронте. Но в штабе было известно, что немцы готовятся к наступлению. Пленных взять не удавалось. Однако разведчики добывали с убитых солдатские книжки. Я самостоятельно научился разбирать их, т. е. мог определить полк, в котором служил убитый, а, зная это, легко было установить и номер дивизии. Так определялась часть или соединение, действующее перед фронтом бригады. Выяснилось, что немцы сменили венгров. Ясно, что это делалось неспроста. Авиаразведка сообщала, что к линии фронта шли подкрепления, фиксировала движение танков, а 27 июня 1942 г. вражеская артиллерия повела пристрелку.

В краткой истории Великой Отечественной войны сказано, что 28 июня немецкие войска перешли в наступление восточнее Курска… Они прорвали оборону на стыке 13 и 40 армий Брянского фронта и за два дня продвинулись в глубину на 40 км. Поскольку 111 бригада находилась на том самом стыке, то я и расскажу об этих событиях, увиденных мной с достаточно близкого расстояния.