Это все впечатления. Но шла работа. Армия вела тяжелые бои против немецких соединений. А они оставались и крепкими, и боеспособными. Вспоминается допрос пленного танкиста оберлейтенанта, проведенный полковником Черных с Корнблюмом. Немец вел себя вызывающе спокойно. На вопросы отвечал. Свое пленение объяснял случайностью, связанной с внезапностью. Он выскочил из горящего танка и тут же был схвачен нашими лыжниками. На вопрос, велики ли потери, ответил: «Потери считаются большими, если они превосходят потери противника, а в этом смысле потери немецких войск незначительны». Корнблюм ввернул: «Ваши расчеты очень совпадают с наблюдениями доктора Геббельса». Оберлейтенант парировал: «Если мнение фронтового офицера совпадает с мнением, выработанным за письменным столом, значит оно верно». Следовательно, немцы не были разбиты. И все-таки немец заблуждался. Потери противника, и в людях, и в технике были несравненно больше наших. Уже в начале наступления я познал прелесть трофеев. Сигареты оказались очень скверными, к сигарам (даже хорошим) я так и не привык, терпимым показался на первых порах ром, бесспорно вкусным был эрзац-мёд и натуральный венгерский шпик. Ничего собственно итальянского мне не досталось.
Была интересная беседа с пленным и у меня. Но прежде я расскажу об очередной своей глупости. Человек пять немецких солдат и капитан сидели под охраной в караульном помещении. Было тепло. Не помню, при каких обстоятельствах я оставался тут же. Так или иначе, пленные были допрошены, и я разговаривал с ними не по делу. Капитан провел ладонью по лицу и выразил сожаление о том, что давно не брился. И я дотронулся до подбородка и обнаружил некоторые следы растительности. Оказалось, что среди пленных солдат есть парикмахер, у меня, конечно, имелась великолепная опасная бритва, которой я и предложил воспользоваться всем (не могу без широких жестов). О том, что я совершил глупость, понял в тот момент, когда парикмахер-профессионал брил меня в области горла. «А вдруг полоснет» – подумал я, но тут же успокоился: «А для чего ему это делать? Бежать-то некуда». И сразу такая мысль: «А все-таки я ведь дал немцам холодное оружие». Между тем охрана, под впечатлением моих вольностей, благодушествовала. Часовой сидел, прислонясь к стене, покуривал и весело наблюдал за процедурой бритья. Кажется, он тоже намеревался побриться. До этого все же не дошло. В общем, обошлось. Разумеется, реальной опасности нападения со стороны пленных, вооруженных только бритвой, не существовало. Кроме часового, в соседней комнате отдыхало много бойцов. Но если бы в момент парикмахерской мистерии в караульное помещение заглянул кто-нибудь из начальства, спознаться бы мне, если не с трибуналом, то с особым отделом во всяком случае… Штрафные роты, между прочим, существовали… Но все обошлось, а с капитаном я проговорил до поздней ночи. Вел он себя совершенно спокойно, откровенно распространялся о случайности наших успехов, объясняя их морозами, не верил в возможность десанта союзников через Ла-Манш, ссылался при этом на неудачу их у Дьеппа летом 1942 г. Военным действиям в Африке он никакого значения не придавал. С воодушевлением говорил о «фюрере», о «Mein Kampf» и прочих хорошо известных штучках. Негодовал на англичан за бомбардировки Германии. Нет… Немцы еще не были разбиты. Зимой 1943 они не верили в свое поражение. Венгров и итальянцев они костили вовсю. Итальянцы действительно были деморализованы. На вопрос о том, куда отступают, отвечали одним словом: «Рома!» Среди немцев твердость проявляли и простые солдаты. Однажды какой-то парень лет 20 спокойно отвечал на вопросы, а когда я попытался заговорить на «вольные темы», о Гёте, о Гейне, он отвечать не стал. Отвернулся, уставился в стену, вызывающе молчал.
Весь февраль 1943 г. Армия быстро продвигалась вперед. Мелькали села и городки. Сопротивление противника нарастало. Я знал, что наши войска испытывают большие трудности с боеприпасами. И действительно, по плохим дорогам, в основном на санях, подвозить их было делом очень сложным. Я оказался свидетелем трудностей поддержания связи с войсками. В Богодухове капитан из разведотдела Прочаев вынужден был отправиться на самолете У-2 искать одну из наших дивизий, не нашел, зато перелетел где-то линию фронта, попал под обстрел немецких зенитных пулеметов и с трудом вернулся к себе.