В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине

22 апреля Генрих Гиммлер назначил на место Дильса своего протеже Рейнхарда Гейдриха – молодого (незадолго до этого ему исполнилось 30 лет) высокого стройного блондина. Теперь он должен был руководить гестапо. Многие считали его очень привлекательным, хотя некоторые отмечали, что голова у него непропорционально узкая, а глаза посажены слишком близко. Говорил он почти фальцетом – его голос звучал неестественно, он не соответствовал его репутации человека холодного и безжалостного. Гитлер называл его Человеком с железным сердцем, однако рассказывали, что Гейдрих играет на скрипке, причем, исполняя некоторые пассажи, от полноты чувств плачет[723]. Продвигаясь по служебной лестнице, он постоянно боролся со слухами о его еврейском происхождении, хотя нацистская партия провела специальное расследование, после которого объявили эти «обвинения» беспочвенными.

С уходом Дильса гестапо окончательно забыло о всякой корректности. Ганс Гизевиус, бывший гестаповец, писал в мемуарах, что сразу понял: при Гиммлере и Гейдрихе организация полностью изменится. «Я вполне мог рискнуть побороться с Дильсом, неуравновешенным бонвиваном, который прекрасно понимал, что он – буржуазный ренегат, и потому был вынужден контролировать свои эмоции и страсти, не позволяя себе играть нечестно, – писал Гизевиус. – Но как только на арену вышли Гиммлер и Гейдрих, я счел за благо устраниться»[724].

•••

Ближе к концу апреля правительство наконец официально объявило о тяжелой болезни Гинденбурга[725]. Вопрос о том, кто станет его преемником, внезапно стал главной темой любых разговоров. Все, кто видел разгорающийся конфликт Гитлера с Рёмом, понимали: возник новый очаг напряженности, новый двигатель политического сюжета.

Глава 37 Недреманное око

На фоне всего этого семейством Додд заинтересовалась разведка одной третьей страны. К апрелю отношения Бориса с Мартой привлекли внимание его начальства из НКВД. Они поняли: им выпал редкий шанс. «Передайте Борису Виноградову: мы хотим задействовать его в важной операции»[726], – писал один из этих людей берлинскому резиденту.

Каким-то образом (возможно, с помощью Бориса) в Москве пришли к убеждению, что страстная увлеченность Марты нацистской революцией начинает угасать.

Далее автор приведенного выше послания писал: «Это намерение связано с тем, что, по нашим данным, настроения его знакомой, Марты Додд, таковы, что она вполне созрела для того, чтобы мы раз и навсегда завербовали ее и заставили работать на нас».

Глава 38 Одураченный

Во время отпуска Додда больше всего тревожило ощущение, что его оппоненты в Госдепартаменте ведут себя все более агрессивно. Он подозревал утечку конфиденциальной информации; ему представлялось, что она происходит систематически и направлена на подрыв его позиций. Один тревожный инцидент произошел вечером 14 апреля, в субботу, когда он уходил с ежегодного ужина в вашингтонском клубе «Гридайрон»[727]. К Додду подошел молодой сотрудник Госдепартамента, которого посол не знал, и завел с ним разговор. Он открыто высказал сомнение в том, что посол правильно оценивает обстановку в Германии, и процитировал конфиденциальную депешу, которую Додд в свое время послал по телеграфу из Берлина. Молодой человек был гораздо выше Додда ростом и стоял совсем близко к нему, так что у посла даже возникло ощущение физической угрозы. В гневном письме, которое Додд планировал лично вручить госсекретарю Халлу, он назвал произошедшее «намеренным оскорблением».

Но больше всего Додда волновал вопрос о том, каким образом молодой человек получил доступ к депеше. «На мой взгляд, – писал Додд, – ‹…› где-то в недрах Департамента есть люди, которые заботятся о себе, а не о стране и при любой попытке любого посла или дипломата усовершенствовать работу или сэкономить государственные средства сколачивают заговоры с целью дискредитации и политического уничтожения противника. Уже в третий или четвертый раз переданную мной строго конфиденциальную информацию либо воспринимают как слухи, либо превращают в них. Я не стремлюсь к какой-либо личной или групповой выгоде и/или улучшению собственного положения; я готов делать все возможное для улучшения работы и развития сотрудничества; но я не могу делать это в одиночку и не желаю быть объектом постоянных интриг и закулисных маневров. Если такого рода инциденты будут продолжаться, я не стану молчать»[728].

В конце концов Додд все-таки решил не передавать Халлу это письмо. Оно сохранилось в его архивах – среди документов с пометкой «Неотправленные».