В шестнадцать мальчишеских лет

…Прошлой зимой Шура отправилась на каток. День был пасмурный, ветреный. Каток устроили на реке, вдали от города, под крутым обрывом, на котором темнел густой лес. Здесь было тихо, безлюдно. В этот день никому, кроме Шуры, не пришло в голову кататься на коньках. Лед был завален мокрым, рыхлым снегом, который непрерывно тяжелыми хлопьями валился с неприветливого неба.

Она попробовала разогнаться, но коньки скользили плохо. Девушка уже через полчаса устала. Одежда промокла. Тогда Шура решила выехать на середину реки, где ветер не давал снегу задерживаться на льду. Ходить там было запрещено, о чем предупреждала надпись на деревянной табличке, прибитой к дереву, но Шура, раздосадованная плохой погодой, готова была на все, лишь бы прокатиться несколько кругов. Она разогналась на гладком, зеленоватом льду и вдруг услышала громкий треск. Шура провалилась в воду. Она угодила в полынью, присыпанную снегом и потому незамеченную. Вода, словно железным обручем, охватила тело. Руки и ноги заломило от холода. Шура подплыла к краю полыньи и попыталась вылезть на лед, но пальцы скользили, а меховая куртка и тяжелые ботинки с коньками тянули вниз. И все — таки она не закричала. Не потому, что растерялась, а просто показалось неудобным звать на помощь, когда сама была виновата. Руки потеряли чувствительность. Девушка забарахталась в черной воде. Впервые явилась мысль, что она ведь может утонуть! Стало страшно, Шура вскрикнула.

…Если бы в школе в этот день не отменили двух уроков и Алешке Шумову с Женькой не пришла в голову мысль совершить прогулку на лыжах, Шуре пришлось бы плохо! Взобравшись на обрыв, ребята тяжело дышали, они осматривали реку, выбирая место, где можно съехать. Внезапно Алешка вытянул шею и спросил:

— Ты ничего не видишь?

— Ничего, а что? — удивился Лисицын и закричал: — Стой! Куда? Там под снегом пни! Разобье-ешься!

Но Алексей уже мчался вниз, вздымая тучи снежной пыли. Фигурка с вытянутыми руками мелькнула в воздухе. Женька зажмурился. Через секунду Шумов, сбавляя скорость, ехал по льду. Он упал рядом с полыньей и протянул Шуре лыжную палку. Девушка пыталась ухватиться, но пальцы не слушались. Она уже несколько раз скрывалась под водой. На волосах блестели тонкие ледяные сосульки. Не теряя ни секунды, Алешка подполз к краю и, рискуя свалиться, схватил Шуру за шиворот. Вскоре Хатимова лежала на снегу, а он растирал ей руки, пытаясь привести в чувство.

Подъехал запыхавшийся Женя Лисицын, посмотрел на Шуру, чья одежда быстро покрывалась ледяной коркой, и со страхом закричал:

— Она воспалением легких заболеет! Нужно переодеться!

Не медля, он стал расстегивать меховую куртку — безрукавку, потом снял свитер и расшнуровал лыжные ботинки — пьексы. Оставшись в рубашке и лыжных брюках, Женька взялся было и за пояс, но Алешка укоризненно сказал:

— Брюки — то хоть оставь, чудак! Как по городу пойдешь?

Шура открыла глаза и приподнялась. Шумов помог ей встать и скомандовал:

— Бери эти тряпки и беги на берег! Там за деревом переоденься, мы тебя подождем!

— Но как же?.. — стуча зубами, растерянно пролепетала Шура.

— Живо, без разговоров! — прикрикнул Алешка. Взяв одежду, она заковыляла на коньках к берегу. Друзья стояли молча, пока она переодевалась. Потом Шумов снял телогрейку и отдал Жене, а сам остался в свитере. Лисицын приплясывал на снегу в шерстяных носках, пока не догадался залезть на пень.

— Скоро там? — крикнул он.

— Сейчас!.. Не могу шнурки развязать. Они мокрые, набухли! — виновато ответила Шура. Наконец вышла из — за дерева. В свитере, с закатанными рукавами, огромных, не по росту ботинках и заледеневших, твердых, как фанера, штанах, звеневших при каждом ее шаге, Шура выглядела достаточно нелепо.

— Ой, не могу! — захохотал Женька. — Не дай бог встретить такую фигуру в темном переулке!

— Бежим! — сказал Алешка, и они гуськом друг за другом вскарабкались на обрыв. Весь путь до города пробежали галопом, причем Шура ни на шаг не отставала от ребят. По улицам пронеслись вихрем. Прохожие изумленно расступались.

— Прибыли! — крикнул Шумов, когда показался знакомый переулок. У калитки он остановился, глубоко вздохнул, и дыхание стало совершенно ровным, будто и не бежал.

— Ой, что теперь будет! — жалобно сказала Шура. — Увидят, начнут расспрашивать, придется сознаваться, что провалилась! Ужас!

— Пойдем ко мне! — предложил Женька. — Я напротив живу. Дом пустой, никто не увидит. Высушишь свое платье, переоденешься, хоть обратно иди на каток!

— Не знаю! — смущенно отступила Шура. — Может, неудобно?

— Почему? — возразил Алешка. — Очень даже удобно! У Женьки три комнаты, и печка топится! Что тут особенного?

Пока сушилось платье, Шура и Женя играли в шахматы. В просторном халате Жениного отца, поджав босые ноги, девушка сидела на диване и, не торопясь, переставляла фигуры. Сперва Женька и слышать не хотел о том, чтобы играть с нею. "Ни к чему! — высокомерно процедил он. — У меня третья категория. Мне с тобой будет неинтересно!"

— Правда, — подтвердил Алешка. — Действительно чемпион! Даже теорию изучает по книжке!