В шестнадцать мальчишеских лет

— Был когда-то литейщиком! — дерзко перебил Анатолий и локтем отодвинул стакан. Явно насилуя себя, он сказал:

— Я на базаре засыпался вовсе не по литейному. Нырял в кошелки, да лягавые меня выловили!

Густо покраснев, он исподлобья взглянул на Софью Аркадьевну. Та сочувственно, с материнской жалостью покачала головой. Все молчали. Тогда Анатолий принялся ковырять вилкой картошку. Он вздрогнул, услышав насмешливый голос лейтенанта:

— А перечисли-ка, знаменитый ныряльщик, известные тебе моря и океаны!

— Какие еще моря? — не понял Толька.

— Или скажи, чему равен квадрат суммы? Сколько километров до Луны? Молчишь?

Антипов изумленно смотрел на Бориса.

— Какой царь правил на Руси в семнадцатом веке? — не унимался тот. — Эх, ты! Ни черта не знаешь! Для чего же тогда на белом свете живешь? Сколько тебе лет? Семнадцать? В твои годы писатель Гайдар полком командовал, Пушкин "Руслана и Людмилу" написал. А ты? Каких вершин достиг? У старухи сумку украл?

Антипов чувствовал себя так, будто совершил что-то очень неприличное. Такое ощущение он испытал впервые в жизни и растерялся.

— Я, брат, был точно таким же, как ты! — вздохнув, негромко сказал лейтенант. — Я в Одессе под лодкой ночевал. Тебе и не снилось то, что я пережил. Это был двадцать третий год. Разруха. Голод. Я гордился тем, что я босяк. Меня называли уркой, и непманы прятались от меня в подворотни, несмотря на то, что мне было всего восемь лет от роду. Они знали, что по моим пятам идут знаменитые одесские бандиты Костя Валет и Дядя Ус. Меня загребали во время облав, но я убегал и снова занимался шкодами…

Лейтенант закурил и машинально, очевидно по старой привычке, лихо передвинул языком папиросу в угол рта. Анатолий ловил его слова почти не дыша. Он не сомневался в том, что лейтенант говорит правду. Но как же сын Золотарева дошел до такой жизни? И что было с ним потом?

Уловив в Толькиных глазах жадное любопытство, Борис усмехнулся и с прекрасно разыгранным презрением закончил:

— Вот каким я был. Разве сравнить с тобой, сопляком? И то бросил. Учиться пошел. Стал летчиком, командиром Красной Армии. Почему? Потому, что сообразил: жизнь один раз дается, нет смысла ее по тюрьмам гноить. Пусть дураки этим занимаются, решил я, а с меня довольно романтики!.. Трудно было. Приятели грозились зарезать, да я наплевал… А сейчас время и вовсе не такое, как тогда! Хочешь на завод — иди на завод! Хочешь учиться — учись на здоровье. Тут только жить!.. А ты? Сколько ты мучаешься из-за паршивой сумки! Игра явно не стоит свеч, товарищ… Не обижайся за правду!

— Я не обижаюсь, — пробормотал Анатолий.

Он после этого еще пытался дерзить, но его упорство было сломлено. Он стесненно озирался по сторонам и с тоской глядел на дверь. Пожалев его, Юрий Александрович вызвал Тольку на крыльцо и сказал:

— Ступай домой. Поздно уже. А утром приходи в отделение. Подумаем, что тебе делать дальше.

— Посадите? — осведомился Антипов.

— Там видно будет.

— А если не приду?

— Ты мне психологию не разводи! — рассердился Золотарев. — Скажите пожалуйста, какая сложная натура! Выспись хорошенько, разговор будет серьезный.

Толька, не прощаясь, направился к воротам.

Борис сидел рядом с матерью, помогая распутывать шерстяную пряжу. Они вполголоса разговаривали и, когда послышались шаги, умолкли. Золотарев не обиделся.

— Что за секреты? — спросил шутливо.

— Да вот, мы с мамой установили, что ты не стареешь! — улыбнулся лейтенант. — Такой же, каким был в двадцатом году. И это хорошо, что ты такой… Иначе я не был бы здесь рядом с вами!

— Неправда, — помолчав, ответил капитан. — Тебе все равно не дали бы пропасть, как не дадут пропасть Тольке Антипову.

…Еще долго сидели в тесной спальне. Никто не нарушал молчания. Родные, близкие люди, они так хорошо понимали друг друга, что могли обходиться без слов. И когда на лоб Софьи Аркадьевны набегала морщинка — и Золотарев и Борис тотчас же догадывались, какая мысль ее встревожила. А стоило нахмуриться лейтенанту, как муж и жена торопливо переглядывались, словно делясь опасениями за судьбу сына. У каждого из них было много забот, и все-таки они были счастливы настолько, насколько могут быть счастливы любящие люди, собравшиеся вместе после разлуки.

ВОСЬМАЯ ГЛАВА

Проходя парком, Лида подумала, что уже ровно год миновал с того дня, как она познакомилась с Дмитрием. Тогда вот так же трогательно выглядывали из вздувшихся почек клейкие листочки и даже как будто те же самые парочки виднелись на влажных от росы скамейках. Но нет, нынче все не так! Деревья, люди и дома стали почему-то ниже ростом, а расстояния таинственно сократились. Если в прошлом году путь до техникума казался далеким, то ныне Лида затрачивает на него всего десять минут. Изменился и отец, Николай Ардалионович. Он и теперь исправно служит в церкви, но только прихожан поубавилось, а седины в черных волосах стало побольше. Он сгорбился и почти сравнялся ростом с Лидой. Это было странно и пугало ее. Она не догадывалась, что выросла сама.