В шестнадцать мальчишеских лет

Много лет осень не была такой холодной, дождливой и пасмурной, как в ноябре тысяча девятьсот сорок первого года. Вера Петровна, одетая по-старушечьи — в коричневое платье, с черным платком на поседевших волосах, сильно похудевшая и осунувшаяся, вот уже несколько дней была в странном, не совсем нормальном состоянии, очень беспокоившем дочерей. Она словно хотела разрешить какой-то мучивший ее вопрос, но не находила ответа, взгляд был сосредоточенным, устремленным в одну точку, а движения скованными. Она перестала интересоваться сообщениями с фронта, хотя прежде не могла уснуть, не послушав по радио сводку Совинформбюро; чего никогда с ней не случалось — стала опаздывать на работу. По ночам Вера Петровна совсем не спала, даже не ложилась. Без аппетита поев то, что давала притихшая и испуганная Зина, садилась у окна, прятала исхудавшие руки между коленями и не шевелилась до рассвета. А когда первый желто-розовый луч солнца на секунду освещал ее истомленное лицо с ввалившимися щеками, чтобы тут же исчезнуть среди туч, обложивших небо, Вера Петровна, точно пробудившись, вставала и, двигаясь, как автомат, шла на завод. Так длилось уже целый месяц. И вот вчера мать решительно заявила, что никуда не поедет, не бросит дом, который является последним ее прибежищем, где она родилась и вырастила трех дочерей. Напрасно убеждали дочери, что лучше переносить неслыханные трудности, даже бродить по дорогам с протянутой рукой, чем жить в Любимове при немцах. Вера Петровна, казалось, просто не понимала их доводов. "Не поеду! — твердила она. — Оставьте меня!.."

Между тем работа на заводе понемножку свертывалась и, наконец, прекратилась. Началась эвакуация оборудования. Каждый день Шура и Зина бегали на станцию смотреть на открытые платформы, где под брезентом стояли механизмы. Станки были странно мертвы, неподвижны и вызывали тяжелые мысли…

С приятелями-мальчишками Зина и Шура давно не встречались и не знали, что с ними, и какие у них планы. Сестры были так удручены болезнью матери, что им было не до друзей…

А время шло, каждый день из Любимова на восток уезжали люди. Поодиночке и семьями. Налегке, без вещей, и с огромными узлами, из которых выглядывали предметы, казалось бы, совсем не нужные в дороге: поломанные фикусы, самовары, детские игрушки. Любимовцы ехали на грузовых машинах, телегах, велосипедах. Некоторые шли пешком, толкая перед собой где-то раздобытые тачки, нагруженные сверх меры всяким скарбом. Люди переправлялись через узкий деревянный мост и навсегда исчезали из города, словно и не жили тут никогда. С каждым днем все пустыннее становились улицы, все реже встречались знакомые. Ежедневно сестры сообщали друг другу последние новости:

— Зубной врач уехал, помнишь, на нашей улице вывеску: "Лурье, прием ежедневно"? На машину погрузились, окна заколотили…

А Зина или Шура добавляла:

— Кинотеатр закрыли. Реклама по-прежнему висит…

— И медицинский техникум эвакуировался. Я сама видела!

От этих новостей становилось грустно. Тоня долго не поддавалась. Самая упрямая и настойчивая из сестер, она, должно быть, дала себе слово, что бандитское нападение немцев ни в коем случае не заставит ее менять привычки и планы. Нет, не станет она метаться и со страхом ждать ужасов. Наплевала она на немцев и будет заниматься своими делами, пусть хоть все кругом сгорит или провалится сквозь землю!.. Так или примерно так рассуждала Тоня и с утра до вечера сидела, запершись в комнате, и писала реферат на тему "Ранняя культура Киевской Руси". Она перешла на третий курс исторического факультета и, несмотря на то, что не поехала в сентябре в Москву, не решившись бросить больную мать, считала себя по-прежнему студенткой и занималась самостоятельно как ни в чем не бывало…

Так они жили, ничего не предпринимая, чтобы уехать, так дотянули до того дня, когда через город прошла последняя красноармейская часть с полевыми орудиями, походными кухнями, и командир, пожилой майор в запыленном кителе, выглянув из зеленого, заляпанного до самой крыши грязью "газика", официально предупредил столпившихся на площади жителей о том, что, по всей вероятности, завтра или даже нынче вечером в Любимове будут немцы…