В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту

Он нисколько не был удивлен тому, что это произошло. Из-за сильной тяжести моей болезни, а также длительного недоедания ткани моего организма были крайне ослаблены. «Знаете, никто не думал, что в ту ночь вы перенесете операцию. Я был там, когда вас зашивали, и они думали, что зашивают вас уже для вскрытия. Они нанесли шов зигзагом», – объяснил он, описывая шов, который делается быстро, однако не предназначен для выздоровления.

Я поморщилась. Мне уже доводилось бывать в операционных в подобных ситуациях. Я была свидетелем того, как наступал такой переломный момент, когда все точно так же безмолвно сходились на том, что пациент не выживет. Я видела, как это делалось, чтобы сэкономить драгоценное время в ситуациях, когда нужно было поскорее убраться из операционной, поместить пациента в палату интенсивной терапии, чтобы стабилизировать, а потом вернуть обратно под скальпель. В обоих случаях вместо аккуратных, занимающих долгое время швов делались наспех непрерывные змееобразные стежки. Края разреза толком не выравнивались, никто не думал о том, что слишком тугой шов может пережать кровеносные сосуды, ограничив доступ крови. Нужно было просто зашить пациента, чтобы он выглядел целым. Чтобы потом подготовить его к вскрытию, к очередным отчаянным попыткам реанимации, к похоронам – в общем, к чему угодно, но только не к будущему. В таких ситуациях обычно никогда не думаешь, что будешь потом принимать его в обычный рабочий день в клинике, выслушивая жалобы на отвратительные, пускай и не представляющие опасности, грыжи. Для них не было приоритетной задачей потратить время на то, чтобы зашить мою фасцию – твердую, но при этом тончайшую соединительную оболочку, удерживающую все мои органы на своих местах.

В ночь, когда я выжила, врачи были уверены в обратном и после операции зашили шов зигзагом, чтобы облегчить вскрытие в морге.

«Послушайте, я просто хочу сказать, что нам лучше подождать, пока вам не станет лучше. Мы посмотрим, не увеличится ли грыжа, прежде чем попробуем ее устранить. Конечно, я вас прооперирую. Просто я предпочел бы сделать это лишь один раз», – улыбнулся он.

Я поняла, что он разделял мою интуитивную догадку о том, что мое тело еще не закончило свое саморазрушение. Когда оно успокоится, он сможет снова привести меня в порядок.

Год спустя он позвонил мне домой, чтобы сказать: «Я только что изучил вашу повторную компьютерную томографию. Послушайте, у вас в печени два образования. Нам не было видно их прежде из-за гематомы, но теперь, когда она уменьшилась… В общем, судя по всему, в прошлый раз одна из этих опухолей разорвалась, однако осталась другая. Вам следует немедленно приехать к нам в центр».

Но прежде, чем это произошло, я вернулась в медицину.

6 Смена установок

К тому времени, когда было решено, что я могу вернуться к работе, наступила осень. Хотя, пожалуй, с моей собственной оценкой того, что я «могла работать», можно было и поспорить. По правде говоря, я попросту устала быть своим единственным пациентом, одержимо отслеживать результаты своих анализов и график приема лекарств. Мне удалось убедить своих врачей, что для сохранения рассудка мне просто необходимо вернуться на работу в больницу. Я была пока еще не в состоянии самостоятельно водить машину, так что меня подвозили друзья, которые тоже оказались не в состоянии запомнить расположение всех выбоин на дорогах города. Я не могла даже представить, каково это – безнаказанно ездить по кочкам и выбоинам, не чувствуя при этом пронзительной боли. Когда я только вышла на работу, мне практически ничего толком не доверяли, что было вполне уместно.

Я выходила на работу, чтобы поучаствовать в собрании или послушать презентацию – этим моя рабочая смена по сути и ограничивалась. Лишь два месяца спустя я обрела достаточный уровень физической и психической выносливости, чтобы вновь участвовать в обходе палат интенсивной терапии.

Когда я заболела, я все еще не закончила проходить специализацию после резидентуры. Я прошла необходимую трехлетнюю стажировку и старалась накопить как можно больше дней отпуска, чтобы успеть подготовиться к предстоящим итоговым экзаменам до рождения ребенка.

Те месяцы между весной и осенью, что ушли у меня на выздоровление, в итоге я провела далеко не так, как планировала. Тем не менее я вышла на работу уже штатным врачом. В этот день я впервые оказалась полностью ответственной за медицинский уход над моими пациентами. Стоя у автоматических дверей при входе в отделение интенсивной терапии и стараясь выровнять свое тело вертикально, я остро осознавала, что этот момент является кульминацией всех тех усилий, что я приложила за свою жизнь для достижения этой цели.