В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту

Раньше все было совсем по-другому. Когда я работала в интенсивной терапии, то меня утомляла слепая вера родных моих пациентов в то, что их может спасти чудо. Я видела, как эта вера в чудо использовалась в качестве предлога для проведения процедур, которые лишь продлевали ненужные мучения, оттягивая неизбежную смерть. В контексте принятия клинических решений объявленная пациентом или его родными вера в божественное вмешательство считается проявлением беспочвенного оптимизма, в то время как врачам нужно, чтобы они приняли ситуацию таковой, какая она есть. Мы переживаем, что подобного рода надежды могут быть выражением отрицания или даже разочарованности в ограниченных возможностях медицины.

Мы, врачи, плохо подготовлены к тому, чтобы продолжать планировать стратегию лечения, когда кто-то говорит нам: «Мы молимся о чуде». В подобных ситуациях мы чувствуем себя совершенно беспомощными. Наше рациональное мышление подсказывает нам, что в дальнейших обсуждениях нет никакого смысла. Какой толк от логики, науки или фактов, когда речь заходит о сверхъестественном?

Нам казалось, что если бы они только осознали, насколько безнадежной является ситуация, то это в значительной мере помогло бы им подготовиться к неизбежному, смириться с ним и начать строить конкретные планы. Они должны были понять, что надежды нет. Мы с дурацкой настойчивостью твердили им снова и снова, что все безнадежно, полагая, что если нам удастся «до них достучаться», то они сдадутся и просто позволят своему близкому умереть.

Сидя здесь, я увидела все это в совершенно новом свете. Я услышала их. Они молили о чуде не потому, что не понимали, насколько больными были их супруги, а как раз именно потому, что прекрасно это осознавали. Надежда вовсе не была для них, как я была уверена раньше, проявлением какого-то беспочвенного, лишенного привязки к реальности оптимизма. Надежда задавала им направление, помогала жить перед лицом реальности, которую они сами не выбирали. Надежда стала для них последним оплотом в безвыходной ситуации. Подобно деревянным иконам с ликами святых, которые они ставили у кроватей своих близких, вера символизировала собой признание ограниченных возможностей в реальности, в которой они оказались. Она была для них заклинанием. Вера придавала им силы, давала причину не сдаваться, надеяться на то, что будущее все еще возможно.

С какой стати мне лишать кого-либо его надежды?

Что, если вера была единственным способом смириться с неопределенностью будущего и начать к нему готовиться?

Я присоединилась к разговору между моим мужем и одной из его подруг детства, чей муж боролся с лейкемией. Я слушала, как она описывает последний пройденный им курс химиотерапии, а также те ужасные страдания, которые он ему принес. Я слушала, как она описывает надежды, возлагаемые ей на следующий курс лечения. Неожиданно для себя я сказала: «Я разделяю вашу надежду на то, что ему удастся излечиться».

«Спасибо».

«Я понимаю, как это тяжело, однако позволяли ли вы себе думать о том, что вы будете делать в случае, если это не поможет?»

«Мы начали с ним говорить о том, что, возможно, после следующего курса имеет смысл лечь в хоспис. Так сложно оставить надежду, когда у тебя дети и все такое. Но я вижу, как он все больше и больше слабеет, и мне кажется, что больше он уже просто не вынесет».

«Мне кажется, с вашей стороны очень смело позволять ему говорить о возможной смерти, – сказала я ей с искренней благодарностью. – Люди, знаете, не дают обычно другим говорить о смерти. Даже когда она так близко, что ее почти можно потрогать».

Рэнди стрельнул в меня взглядом, который говорил: «Я больше никогда не выведу тебя из дома, если ты будешь настойчиво продолжать спускаться вниз по этой отвратительной кроличьей норе».

После этого он сделал уже не столь незаметный жест, приподняв бровь и наклонив голову, дав мне понять, что, возможно, я ставлю ее в неловкое положение. Я пожала плечами.

В машине по дороге домой я его спросила: «Ты думаешь, то, что я выжила – это чудо?»

«Да, я так думаю. Ты мое чудо», – сказал он без тени иронии.

«Что ж, я думаю, что если я все равно умру – а мне кажется, что именно так и произойдет, – то вам, ребята, следует пожениться». Только после того, как из моего рта вылетели эти слова, я осознала, что по-прежнему убеждена в своей неминуемой смерти.

«Ты вообще в своем уме? – посмотрел он на меня сбоку. – Я очень надеюсь, что это лишь какой-то очень странный способ взять под контроль будущее, которое кажется неопределенным, однако я уж точно не хочу, чтобы ты выбирала мне следующую жену».

«Если я умру, ты снова женишься», – сообщила я ему.

«Нет, не женюсь», – возразил он.

«Ну конечно женишься!» – не сдавалась я.