В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту

Моя болезнь уже наложила свой отпечаток на выпавший мне повторно шанс исполнить свое предназначение. Я частенько задумывалась о том, как после стольких лет подготовки к тому, чтобы стать врачом, чуть было не лишилась возможности приложить свои знания на практике. Мне никак не удавалось разглядеть хоть какой-либо смысл в оборвавшейся в самый решающий момент карьере. После стольких лет обучения, на протяжении которых мне приходилось закрываться от внешнего мира, отрекаться от веселья и пропускать семейные торжества, я чуть было не осталась ни с чем. Мне пришла в голову мысль о том, что все полученное мной образование могло оказаться на деле далеко не таким полным, каким я его считала раньше.

Я осознала, что мое настоящее обучение началось в тот самый момент, когда я заболела, и скорее всего будет продолжаться еще долгие годы. Стоя у дверей отделения интенсивной терапии, я надеялась, что мне хватит силы и ясности ума, чтобы объединить знания, полученные мной в роли врача и в роли пациента, в нечто единое целое, чтобы в итоге воздать должное всему тому, через что мне пришлось пройти.

Когда автоматические двери разъехались, я увидела свою команду, готовую к утреннему обходу. Я встала во главе процессии, и мы подошли к первой палате. Я представилась перед своими подчиненными, лица которых казались мне незнакомыми. Сложно было сказать, так ли это было на самом деле, однако у меня сложилось стойкое чувство, что они отводят от меня свой взгляд. Во всяком случае, они старались надолго не встречаться со мной глазами. Казалось, они все чувствуют себя неловко, смотрят то на свои бумаги, то на обувь, пока я безуспешно пытаюсь разрядить обстановку. Я поспешила себя обругать: ну конечно, я была просто чрезмерно сентиментальной в своей новой роли старшего врача. Я знала, что выгляжу здоровой, и собралась с духом. Я потратила немыслимое количество времени на то, чтобы решить, как одеться для своего первого рабочего дня. В итоге я остановила свой выбор на пиджаке темно-синего цвета с укороченными рукавами, темно-серых брюках и удобных туфлях на плоской подошве. Я пока не чувствовала себя готовой носить белый халат. Чем дольше я там стояла, тем больше убеждалась, что я ничего не выдумываю – они и правда вели себя как-то странно. Мне в голову пришли несколько возможных объяснений их поведению. Возможно, они слышали, что я сильно болела, и теперь не знали, нужно ли об этом говорить. Возможно, им казалось, что после болезни я слишком многое забыла и теперь не могла быть достаточно хорошим врачом. Может быть и так, что они просто переживали, что я не выдержу изнурительный обход. Я решила остановиться на первой версии – они просто не знали, нужно ли что-то говорить о моей болезни. Я убедила себя, что дело именно в этом.

Когда мы представились, резидент начал представлять своего первого пациента. «Пациент в C521, женщина тридцати четырех лет, седьмой день после родов, переведена из другой больницы с печеночной недостаточностью и предполагаемым диагнозом HELLP-синдром». Он остановился и громко сглотнул. Он оторвал взгляд от своих бумаг и быстро пробежался ими по моему лицу, чтобы понять, можно ли ему продолжать. Я не знаю, какое именно выражение он увидел. Когда прозвучали его слова, все вокруг стало как в тумане. Как я выглядела? Совершенно дезориентированной и потерянной? Или готовой стойко вынести удар? Я не верила своим ушам – то, что подобное случилось в мой самый первый день, с точки зрения статистики было практически невозможно. Первым моим пациентом оказалась неподвижная копия меня самой, какой я была полгода тому назад.

Придя в себя, я принялась изучать ее через окно в палате, в то время как он продолжил рассказывать про ее печеночную недостаточность, почечную недостаточность и сопутствующие проблемы со свертываемостью крови. Ее кожа была желтоватого оттенка, а после реанимационных мероприятий в другой больнице ее тело ужасно раздуло. Она была подсоединена трубкой к аппарату искусственной вентиляции легких, который регулярно наполнял ее легкие воздухом против ее воли. Ее светло-каштановые волосы были собраны в пучок. Рядом с кроватью сидела ее мать – она поправляла воротник ее голубой больничной сорочки и гладила распухшие, все в кровоподтеках, руки.

Я посмотрела на резидента, который один за другим перечислял ее лабораторные показатели, результаты томографии и в итоге изложил мне свою оценку ситуации и предполагаемый план действий. Мне упорно казалось, что в его рассказе, каким бы подробным он ни был, чего-то недостает. Что-то мне в нем было не по душе, хотя я и не могла сразу понять, что именно.

Пытаясь выявить пробел, я принялась задавать вопросы. «Итак, через какое время после рождения ребенка ей стало плохо?»