Что-нибудь въ этомъ род я и написалъ бы. Съ первыми двумя строчками она, вроятно, была бы вполн согласна, но третью не смогла бы понять. Дти благословеніе? Для молодой женщины? И при этомъ она стала бы вздыхать, словно сердце у ней разрывается, и жаловаться на плохое утшеніе, которое я ей общаю. Но это утшеніе привелъ я сюда только изъ хитрости. Она должна постичь безутшность своего существованія рядомъ съ этимъ овечьимъ пастухомъ. И, дйствительно, ее осняетъ лучъ сознанія. Это сегодня вечеромъ.
Завтра вечеромъ мы встртимся по уговору по ту сторону, на берегу Терека, гд, наврно, есть прехорошенькія мстечки. Луна и звзды нжно сіяютъ, и это особенно настраиваетъ насъ.
Двумъ первымъ строкамъ научилъ тебя самъ Аллахъ, говоритъ она, такъ он справедливы. А третья? спрашиваю я, чтобы испытать ее. Третья — ничто для молодой женщины, отвчаетъ она.
И я заране зналъ, что все такъ случится. Все совершается, согласно съ программой.
Итакъ, я превзошелъ твоего мужа? Не правда ли? говорю я и хочу этимъ воспользоваться.
Но она не соглашается. Я не совсмъ въ ея вкус, у меня нтъ кругомъ таліи пояса съ блестящимъ оружіемъ, да и глаза мои не темнаго цвта и не сверкаютъ повелительно.
Тогда я принимаюсь унижать въ ея глазахъ овечьяго пастуха и смяться надъ его шапкой. Вообрази, нигд и никогда въ цломъ свт, во время всхъ моихъ путешествій не видалъ я такого невроятнаго чудища, говорю я. Никогда! Но не одна только шапка. Что это, собственно, за сапоги на немъ? Тряпки, дорогая моя, просто лохмотья. При этомъ, я могъ бы показать ей, что употребляютъ цивилизованные люди въ качеств верхней и нижней одежды, если бъ моя деликатность не приказывала мн оставаться застегнутымъ на вс пуговицы. Но все же я показываю ей пряжку на моемъ жилет, которую она принимаетъ за украшеніе для шляпы. Пока мы заняты пряжкой, я крпко прижимаю рукою къ груди мой бумажникъ, чтобы не вводить дитя природы въ искушеніе. Она не можетъ прійти въ себя отъ изумленія при вид моихъ перламутровыхъ запонокъ. Пуговицъ, обтянутыхъ матеріей, она также никогда не видла. Открывъ, наконецъ, пряжки на моихъ подтяжкахъ, она объявляетъ себя побжденной и находитъ, что он еще гораздо замысловате, чмъ поясъ ея мужа. Вдругъ чертовская женщина говоритъ: а вдь въ третьей строчк есть все-таки смыслъ для молодой женщины! Теперь я понимаю ее!
Мн остается только радоваться, что планъ мой такъ блистательно осуществился. Я снимаю тутъ же мои подтяжки и дарю ихъ ей.
На другое утро она общаетъ начать женское движеніе на Кавказ. Послднюю же строчку прибавилъ я только для счета, говорю я ей напослдокъ, такъ оно лучше звучитъ, особенно, если теб придетъ когда-либо въ голову пропть ихъ.
И я воображаю, что мое сочиненіе можетъ стать въ этой мстности чмъ-то въ род національной псни.
Таковъ былъ мой планъ. Но какъ-то отнесется къ нему пастухъ? На Кавказ существуетъ еще обычай кровавой мести; старый Шамиль, правда, уничтожилъ его въ Дагестан, но, вообще, онъ еще не утратилъ своей силы.
Пастухъ этотъ казался въ достаточной степени коварнымъ, и я счелъ въ данномъ случа за лучшее предложить ему еще новую папироску. Прошу! говорю я и кланяюсь. Онъ беретъ и зажигаетъ ее. Это спокойствіе длаетъ меня недоврчивымъ; когда Тиберій казался вжливымъ, то былъ наиболе опасенъ. Ты, можетъ быть, одинъ изъ тхъ, что всегда настороже думаю я, и представляешься, будто бы ничего не замчаешь, подстерегая между тмъ только благопріятнаго момента; да, именно такимъ-то ты и выглядишь!
Умне всего было потому держаться поближе къ лошади.
Я кланяюсь и выхожу изъ пещеры на вольный воздухъ. Пастухъ идетъ за мною. Мн стало жутко, и я бросилъ всего одинъ только взглядъ на крышу; видлъ полузакрытыми глазами, что его любимая жена лежала тамъ наверху, опершись на локоть, и умоляюще поглядывала на меня. Когда я подошелъ къ лошади, чтобы ссть на нее, пастухъ позвалъ меня обратно и указалъ на сосднюю пещеру, приглашая туда войти. Ловушка, думаю я, но представляюсь равнодушнымъ, чтобы сдержать его жажду крови и его безбожіе. Онъ все настаивалъ, рысью бжалъ къ дому и манилъ меня за собою. Я былъ, такимъ образомъ, вынужденъ послдовать за нимъ.
Домъ точно такой же, какъ и предыдущій. Здсь пастухъ охотно даетъ мн изслдовать крышу. Она не плотна, плоска и состоитъ изъ каменныхъ плитокъ, которыя укрплены на деревянныхъ стропилахъ. Входъ здсь гораздо темне, чмъ первый; онъ ведетъ, вроятно, глубоко внутрь горы, такъ глубоко, что ни одинъ вздохъ и ни одинъ крикъ не достигнетъ оттуда до прочаго міра. Въ это-то отверстіе входитъ убійца и манитъ меня за собою.
Тогда я начинаю раздумывать. Быть можетъ, это отверстіе иметъ высочайшій научный интересъ, и внутренній голосъ приказываетъ мн исполнить свой долгъ и изслдовать его. Но я взвшиваю и то обстоятельство, что моя врная смерть принесетъ мало пользы наук. Долгъ — что это такое? Ревностное отношеніе къ длу. Разумется, но подобное же рвеніе иметъ и собака, она можетъ быть утомлена до крайности, но все же носитъ поноску. А человку полагается все же быть выше животнаго.