Я взвсилъ вс за и противъ, и даже охотно простилъ себ это состояніе нершительности въ такихъ трудныхъ обстоятельствахъ. Впрочемъ, прямолинейная ршимость часто отталкивала меня; немножко слабости, немножко нершительности, которыя суть не что иное, какъ деликатность чувства, сдлали бы, поистин, пріятне сожитіе людей.
Пастухъ смется и еще боле пристаетъ ко мн итти съ нимъ, а любимая жена тамъ наверху, на крыш, чудится мн, лежитъ на локт и насмхается надо мною. Такъ, такъ, она, значитъ, заодно съ этимъ негодяемъ! Это заставляетъ меня быть ршительнымъ. Ужь я ей покажу! Я сжимаю зубы и вхожу въ пещеру. Мой научный интересъ одержалъ побду!
Внутри темно, но пастухъ зажигаетъ и здсь нчто въ род лампы; она изъ желза, со свтильней изъ шерстяныхъ нитей, свтъ ея скуденъ, но все же достаточенъ для того, чтобы дать ударъ кинжаломъ.
Я намреваюсь броситься на пастуха, чтобы предупредить его намреніе, но онъ открываетъ на земл нчто въ род гнзда изъ листьевъ папоротника, а въ немъ два небольшихъ животныхъ. Эта два медвженка. Я смотрю поперемнно то на зврей, то на человка, и мое мужество вновь пробуждается. Онъ говоритъ что-то, изъ чего я понимаю слово рубли, беретъ одного медвженка на руки, держитъ передо мною, желая продать его.
Тогда я совсмъ успокаиваюсь. Бдный, уродливый татаринъ питаетъ лишь мирныя торговыя намренія. Я становлюсь гордъ, морщу слегка носъ, потому что вдь это, собственно говоря, хлвъ, та пещера, куда онъ меня привелъ; здсь стоитъ даже пара тучныхъ козъ у стны. Человкъ принимается доить козъ и даетъ медвдямъ молока.
Сколько рублей, спрашиваю я, и шевелю по воздуху пятью пальцами.
Человкъ качаетъ отрицательно головой,
Я поднимаю кверху десять пальцевъ, но и на это онъ отрицательно качаетъ головой. Изъ любопытства относительно кавказскихъ цнъ на медвдей мн очень бы хотлось узнать требованія этого человка, и я пожаллъ, что ничего не знаю по-арабски, кром «салемъ алейкюмъ». Человкъ вытаскиваетъ изъ ноженъ кинжалъ и царапаетъ имъ черточки по земл. Онъ не прекращаетъ этого занятія, пока на земл не оказывается двадцать черточекъ. Дло не подходящее. Онъ вычеркиваетъ пять черточекъ. Тогда я разражаюсь: пятнадцать рублей за медвженка, никогда!
Я выхожу вонъ изъ хлва.
Моя миссія закончена. Я могу послать домой сообщеніе, что везу съ собой богатые научные результаты, для обработки которыхъ мн потребуется по меньшей мр четыре года. Съ спокойствіемъ и сознаніемъ собственной безопасности, какихъ я еще не испытывалъ въ теченіе всей этой экспедиціи, подошелъ я къ своей лошади, погладилъ ее и снова почувствовалъ себя ея хозяиномъ. Жалкій уродецъ пастухъ протянулъ ко мн руку. Я терпливо снесъ это и далъ ему еще послднюю папироску. Онъ снова протянулъ руку, а я кивнулъ ему и милостиво сунулъ ему въ руку пару мдныхъ монетъ. Потомъ я слъ на своего коня.
Сидя на лошади, я бросилъ на женщинъ удивительно бодрящій взоръ; он должны проснуться здсь на Кавказ, спть мое четверостишіе и выйти изъ своего печальнаго положенія.
Потомъ я отправился въ путь…
Я прямо спустился съ горы, чтобы въ конц-концовъ выхать на главную дорогу, ведущую къ станціи. Было уже близко къ разсвту, но становилось все темне, такъ какъ наступило то переходное время, когда звзды исчезаютъ, а день еще не занялся. Я вызжаю на шоссе и ду по немъ быстро впередъ, чтобы добраться до станціи раньше разсвта. Мн вдругъ вспомнилось, что въ этой стран конокрадство считается самымъ безчестнымъ дломъ, и мн стало жутко на душ: какъ-то сойдетъ съ рукъ моя продлка?
Но все обошлось благополучно. Я старался не утомитъ лошади быстрой здой, такъ что она не вспотла; эти удивительныя кавказскія лошади словно скованы изъ желза, ничто не можетъ имъ повредить — за исключеніемъ холодной воды.
Начало свтать. Когда станція была уже въ виду, я сошелъ съ лошади и отвелъ ее прямо наверхъ къ телг, вмсто того, чтобы продолжать путь. Въ этомъ было мое спасеніе. Иначе, я повстрчался бы съ двумя людьми въ плащахъ, которые, болтая между собою, спускались внизъ по дорог. Они взглянули вверхъ, въ мою сторону, когда я по старому крпко привязывалъ лошадь къ телг, но подумали, вроятно, что чужой человкъ просто стоитъ тамъ наверху и ласкаетъ животное! Я, впрочемъ, такъ и сдлалъ.
Спускаюсь внизъ на станцію. Тамъ и сямъ бродятъ вокругъ домовъ высокія фигуры, крикнутъ время отъ времени какое-нибудь слово, или имя, и получаютъ отвтъ откуда-то издалека. У каменной стны, далеко отъ всхъ домовъ, нахожу я человка, сидящаго и играющаго на какомъ-то инструмент. Непостижимые люди, эти кавказцы, они иногда не ложатся спать! Человкъ совершенно одинъ, онъ сидитъ на лугу, прислонившись спиной къ стн, и играетъ, насколько хватаетъ умнья. При томъ, все еще темно, всего только половина пятаго, и, сверхъ того, очень холодно. Человкъ этотъ, врно, помшался, думаю я. Но въ его музык есть смыслъ, хотя она бдна и однообразна. То, что онъ насвистываетъ, напоминаетъ мелодію на свирли.