Но жандармы исчезли въ эту минуту, какъ офицеръ, такъ и солдаты, словно ихъ втромъ сдуло. Гд же они попрятались? Удивительная страна, этотъ Кавказъ! Я, плнникъ, сидлъ на веранд и могъ, если хотлъ, сойти внизъ по ступенямъ. Мн дали достаточно времени и возможности, чтобы предупредить правосудіе и сократить свою жизнь, накинувъ петлю на шею. Они были такъ уврены во мн, но они не должны бы этого длать: отъ меня могутъ они всего ожидать.
Моя спутница выходитъ на веранду и сообщаетъ мн, что въ дом, очевидно, что то неладно. Жандармскій офицеръ и оба его солдата стоятъ на верху во второмъ этаж въ сняхъ, прислушиваются на лстниц къ тому, что происходитъ внизу, и ведутъ себя въ высшей степени подозрительно. Быть можетъ, они должны кого-нибудь арестовать, отвчаю я почти безсознательно.
Хозяинъ прислуживаетъ полицейскому начальнику съ большой вжливостью и величаетъ его превосходительствомъ; онъ понимаетъ, конечно, что иметъ дло съ человкомъ всемогущимъ. Что касается до его превосходительства, то онъ ршительно и кратко отдаетъ приказанія насчетъ обда, а когда онъ оконченъ, то платитъ точно такъ же ршительно и быстро и выходитъ къ намъ на веранду.
Онъ садится подл англичанина, который, разумется, не отодвигается вы на единый миллиметръ. Онъ вытаскиваетъ носовой платокъ съ вышитой на немъ короной и отираетъ съ лица пыль, потомъ вынимаетъ портсигаръ съ короной и закуриваетъ сигару. Такъ сидитъ онъ и молча куритъ.
Спутница моя спускается по ступенькамъ и отправляется на лугъ рвать цвты.
Мы, трое мужчинъ, остаемся одни.
Тогда я вижу, какъ жандармскій офицеръ съ обоими солдатами крадутся внизъ по лстниц со второго этажа. Гд-то въ груди моей раздается безмолвный крикъ, я поднимаюсь и стою, выпрямившись. Настала минута! Даже и хозяинъ появляется въ двери столовой, чтобы не упустить зрлища. Жандармскій офицеръ выходитъ на веранду и останавливается передъ полицейскимъ чиновникомъ. Но такъ ли я вижу? Такъ ли я слышу? Онъ кладетъ ему руку на плечо и арестуетъ его. Арестуетъ его. Вы мой плнникъ, говоритъ онъ ему по-французски.
Полицейскій чиновникъ смотритъ на офицера и вздрагиваетъ, потомъ сбрасываетъ пепелъ съ сигары и отвчаетъ:
Что вы говорите?
Вы арестованы.
Какимъ образомъ? Что вамъ угодно?
Экипажъ, бывшій наготов, подъзжаетъ, солдаты берутъ полицейскаго чиновника подъ руки и сводятъ его внизъ на дорогу; офицеръ слдуетъ за ними.
Я слышу, какъ жидъ увряетъ, что это обойдется дорого офицеру, онъ можетъ доказать свои права, подождите только! Вс четверо размщаются въ экипаж, кучеръ щелкаетъ кнутомъ, и экипажъ катится по направленію къ Тифлису.
А я все стоялъ.
Я поворачивался на вс стороны и искалъ повсюду объясненія. Англичанину бы и въ голову не пришло взглянуть на все происшедшее, онъ снова сидлъ со своимъ ручнымъ зеркальцемъ и разглядывалъ свой глазъ. Какъ только я оказался вновь въ состояніи говорить, спросилъ я у хозяина, что все это должно было значить. Было ли все здсь происшедшее арестомъ?
Хозяинъ, который вовсе не былъ погруженъ въ мечты, кивнулъ утвердительно.
Но, ради Господа Бога, восклицаю я; вы киваете головою, словно это такъ, ничего. Неужто, дйствительно, сію минуту арестовали живого человка?
Разумется. По донесенію изъ Пятигорска, отвчалъ хозяинъ.
Я никакъ не могъ постигнуть того неслыханнаго дянія, что сейчасъ произошло у насъ на глазахъ. Еслибъ что-либо подобное случилось со мною, то я провалился бы сквозь землю, сказалъ я.
Хозяинъ состроилъ равнодушное лицо.
Тогда я сказалъ:
Вы, кажется, все-таки не находите въ этомъ ничего особеннаго. Какъ же вы думаете, смогъ ли бы я это перенести? И какъ пережила бы это моя спутница?
Нтъ, нтъ, о васъ тутъ не можетъ быть и рчи, отвчалъ, сдаваясь, хозяинъ.
Теперь вся эта исторія сдлала меня радостнымъ и счастливымъ. Хотя во мн свирпствовала лихорадка, я дрожалъ всмъ тломъ и обливался холоднымъ потомъ, но не было во мн ни единаго мстечка, которое не было бы преисполнено радости.
Спутница моя вернулась и сказала:
Теперь на лиц твоемъ снова показался румянецъ. Да. отвчалъ я, довольно уже мн все мучиться мыслью о бык. Помнишь быка, котораго мы видли, еще у него ярмо попало между роговъ, и онъ шелъ съ вывихнутой шеей. Теперь ему хорошо.
Хорошо? Какимъ образомъ?
Офицеръ сейчасъ сказалъ мн объ этомъ. Знаешь, тотъ офицеръ, что былъ въ позд. Онъ халъ тотчасъ же за нами и тоже видлъ быка.
Да, и что же?
Онъ поправилъ ярмо.
Слава Богу, сказала моя спутница.
И я былъ также доволенъ.
Я назвалъ нкоторыя кушанья, которыхъ бы охотно полъ теперь и, хотя мн отъ души совтовали лучше воздержаться отъ нихъ по причин моей лихорадки и выбрать что-либо другое, я упорствовалъ въ своемъ неблагоразуміи и заказалъ опасныя кушанья. Аппетитъ мой возросъ до неслыханныхъ размровъ. Мн также не хотлось дозволить англичанину и дольше сидть въ молчаніи и одиночеств. Поэтому, когда спутница моя ушла и предоставила мн свободное поле дйствія, я обратился къ англичанину и сказалъ, желая его поразить:
Въ Опорто чума. Знаете вы это?
Онъ уставился на меня.
Я повторилъ, что въ Опорто чума, но это, казалось, не испугало его, онъ продолжалъ курить.