Читаем В спальне с Elle (СИ) полностью

КАРАНТИР: Слушай, Авик, а ты сам сумку зачаровывал?

АВАЛЛАК’Х: (гордо) Ага, мы как-то всем Советом после заседания собрались, нажра… культурно провели время… что-то мы тогда праздновали… То ли день рождения у меня был, то ли… А, нет, это меня в дорогу собирали — я первый раз на Спираль пошел. Ну мне совместными усилиями сумку и зачаровали, чтоб тяжести не таскать и влезло чтоб много. (внезапно грустно) Это тогда я в мир Seidhe попал и узнал, что Лара…

ЭРЕДИН, КАРАНТИР и ЦИРИ: (хором) Только не это!

АВАЛЛАК’Х: Но вы сами спросили. Ничего не случится, если вы выслушаете до конца.

Эредин, Карантир и Цири дружно закатывают глаза.

АВАЛЛАК’Х: Ну так вот, на чем я остановился… А, про Лару… Я как узнал, что она от меня к другому ушла, так тут же от расстроенных чувств снова на Спираль побежал, домой, думал, мне так легче будет. А сумку эту, как оказалось, у Лары и забыл… Вернул ее я уже намного позже, после Лариной смерти. С тех пор она всегда со мной. Сколько я в ней вещей потерял, да так никогда и не нашел. Вот и список теперь не найду никак… или… стойте. Вот же он!

Ведун извлекает из сумки пожелтевший от времени листок. Пробегается глазами по тексту и хмурится.

АВАЛЛАК’Х: Не, это не то.

ЭРЕДИН: А что же это? Список твоих любовных побед? То-то, я смотрю, какой-то короткий.

АВАЛЛАК’Х: Нет, это указания на тот случай, если я забуду, где потерял первый список. Тут написано, что сам список я когда-то положил между тридцать седьмым томом комментариев к семьдесят восьмому тому Сопряжения Сфер и парой кожаных перчаток. Правда, вот… (внимательно осматривания разложенные на полу вещи) я ни того, ни другого не вижу. Тридцать шестой том комментариев — вот он. Так, а это что? «Самоучитель по игре в шахматы». И кто мне его сюда положил? Я в шахматы вообще не играю… Ладно, будем искать дальше… вот еще бумажка какая-то… Креван, не забудь про семена! Какие еще семена? Не знаю никаких семян… Та-ак, а это что? Авик — дурак! А спорим, что ты и через сто лет эту записку не найдешь? Хм… Ну да, кажется, я проспорил. Интересно, кому… О, а это мой дневник двухсотлетней давности! Любопытно, чем я тогда жил…

Аваллак’х открывает дневник и, сам того не замечая, углубляется в чтение. Некоторое время Эредин, Карантир и Цири терпеливо ждут, пока он закончит, но Эредин не выдерживает первым.

ЭРЕДИН: Авик, а, Авик, а может, ностальгировать потом будешь?

Аваллак’х спохватывается, поднимает голову и, завидя недовольную рожу Короля Дикого Гона, тут же захлопывает книжицу.

АВАЛЛАК’Х: Кхм, увлекся…

ЭРЕДИН: Угу. Авик, не томи, давай вынимай что-то полезное. Жрачка еще есть? А то выпивку уже достал, а закусить нечем.

АВАЛЛАК’Х: (пожевав губы) Хм, а что ты хочешь?

ЭРЕДИН: А у тебя, можно подумать, все есть.

АВАЛЛАК’Х: Готовая еда закончилась.

ЭРЕДИН: А какая осталась?

АВАЛЛАК’Х: Ну-у…

Ведун в очередной раз засовывает руку в сумку и за уши достает оттуда жирного, живого кролика. Тот от страха даже не трепыхается. Аваллак’х протягивает зверя Эредину.

АВАЛЛАК’Х: Такое тебя устроит?

========== Белый Ад. Часть 7, заключительная ==========

В Белой Комнате темно и тихо. Точнее, почти что тихо. Безмолвие нарушают раскатистое храпение Эредина, мерное сопение Карантира и Аваллак’ха и едва уловимое ворочание Цири — ей неудобно спать вместе с кроликом, которого она несколькими часами ранее отвоевала у голодного Ястреба, а потом пристроила к себе под бок. Проходит немного времени, и в комнате раздается новый звук: подозрительное копошение справа от Аваллак’ха, с той стороны, где ведун положил свою сумку. Затем слышится непонятное бормотание, глухой удар и… женский голос.

ГОЛОС: Ох, дьявол, понаставили тут! Матерь единорожья, а чего темно-то так? Ушла вроде только пять минут назад, а света уже нет… ой, а это что? Что за новости? А ну-ка руки убрал, я, между прочим, замужняя женщина!

Разбуженные шумом, Аваллак’х, Карантир и Цири открывают глаза и садятся каждый на своей подстилке. Карантир вычаровывает сферу. В ее призрачном свете все трое видят лежащего на спине Эредина, а на нем — красивую черноволосую эльфку с зелеными глазами.

КАРАНТИР: (смеясь) Не, ну смотрите, бабу он себе-таки нашел!

Эльфка переводит взгляд на навигатора, смотрит на него пристально и зло.

ЭЛЬФКА: Ничего болван этот не нашел: запнулась я об него — вот и все!

ЭРЕДИН: (сияя) Надо же, какие эльфы! Ларка, кому не пропасть! Живая!

Аваллак’х и Цири молча пялятся на эльфку. Первой заговаривает Цири.

ЦИРИ: (указывая тонким пальчиком на гостью) Это кто?

АВАЛЛАК’Х: (белый, как простыня) Лара Доррен. Аэп Шиадаль.

ЦИРИ: А-а… А я думала, она умерла.

АВАЛЛАК’Х: (пожав плечами) Я — тоже. Но, как видишь, нет.

КАРАНТИР: Авик, это вот по этой ты страдал стока лет, которая на Эредине сейчас лежит? По мне так, баба как баба.

ЛАРА: (шипя) А ты вообще кто такой? Радьку знаю, Авика знаю — кстати, Авик, caed! Давно не виделись! — да даже в dh’oine этой что-то смутно знакомое угадывается…

КАРАНТИР: (обиженно) Как это, кто я? Да я, между прочим, замена тебе!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство