В спорах о России: А. Н. Островский

Но этот демон словно «обезбоживает» атмосферу души, а Ярило выжигает; и в таком обезбоженном и выжженном пространстве уже легче появиться настоящему «врагу». Тот занят исключительно «душегубством» и более ничем. Примечательно, что люди, близ которых ходит «враг», чувствуют его, особенно тоскуют и начинают разговаривать сами с собой, как Лев Краснов — образ, который когда-то потряс самого Ф. М. Достоевского, воспользовавшегося многими его чертами для создания своего Парфена Рогожина из «Идиота». «Встряхнись, Лев Родионов, встряхнись! Не слушай лукавого!» — говорит Краснов сам себе. Но широкая и страстная душа Краснова никаким краем не прилепилась к «милосердному судье», как душа Тихона Кабанова — «Уж что жена против меня сделала! Уж хуже нельзя… Убить ее за это мало… А я ее люблю, мне ее жаль пальцем тронуть». Совсем хороший человек Тихон, только натура слаба, а у Льва Краснова натура сильна — да нет добра в душе.

Это о таких, как Лев Краснов, рассказывает хозяин постоялого двора и душегубец со стажем Вукол Бессудный в драме «На бойком месте»: «Был у меня приятель, мужик богатый, человек нраву крутого. Только стал он за женой замечать, что дело неладно. Вот он раз из дому и собрался будто в город, а сам задворками и воротился, заглянул в окно, а женато с парнем. ‹…›…парню-то он дал уйти; выждал поры да времени, затопил овин, будто хлеб сушить, да пошел туда с той — с женою-то, с подлой-то, да живую ее, шельму, и зажарил. ‹…› Он потом на Афон молиться ушел».

Крут был норовом и Петр Ильич из ранней пьесы Островского «Не так живи, как хочется», но его таки спас колокольный звон над Москва-рекой, невидимый ангел остановил на пороге убийства, припасенный нож выпал из рук. Может, вырвись и Лев Краснов из дома на волю, обдуло бы его ветерком, он бы остыл, но в обезбоженной и выжженной, душной атмосфере дома (как на грех, дедушка Архип отлучился!) «врагу» было легко толкнуть его под руку.

А на постоялом дворе Вукола Бессудного «враг» живет как дома. «Не разбуди во мне беса! — говорит Вукол жене Евгении. — Во мне их сотня сидит». Вот ведь как бесы обустроились — то дремлют, то бодрствуют, вольготно им. Жуток рассказ хозяина о «доброй привольной старине»: «Заедут купцы целым обозом, так дворники запрут ворота да без разговору перережут всех до единого; а который вырвется на улицу, так соседи поймают да ведут к дворнику-то! “Что, говорят, ты овец-то по деревне распустил!” Ха, ха, ха! Овец! Вот поди ж ты какое время было!»

«Образ врага» становится еще более красочным: он не только дремлет или бодрствует, но и посмеяться умеет при хорошем рассказе.

Вплотную приступает «окаянный» к девушке Аннушке («На бойком месте»), когда той нанесли тяжелую любовную обиду. И драматург пишет захватывающую борьбу между «окаянным» и светлой девичьей душой. «Вот это обида! Обида кровная! ‹…› Вся душа-то у меня чернеет, как черная ночь. Самое себя мне страшно! Зажгу… Зажгу дом. Пусть сгорят оба, и я с ними».

В обыденной русской речи есть несколько выражений, характеризующих действия черта — «черт дернул», «черт толкнул»; в роковую для человека минуту моментальное, сильное воздействие злой воли может привести к преступлению. «Черт дернул» Льва Краснова, и тот убил жену. Поддался, повиновался. Черт толкает и Аннушку, но та не поддается. «Батюшки, ноги нейдут, точно не пускает кто… Не моя, так чья-нибудь молитва бережет меня от греха смертного… Вот и жаль! Зачем мне его жаль стало? ‹…› А ее убила бы, змею лютую!»

Первый дикий импульс — сжечь все, всех, сразу — прошел, злость осталась только на обманщицу Евгению. Но тут же проходит и эта злость. Агрессию, толчок злой воли Аннушка переносит на саму себя. «Вот он любил меня, теперь другую любит! Кто ж ему запретит… Помеха я им! ‹…› Я не живая, у меня сердца нет, я не чувствую; я помеха только. Ну что ж! Ну пусть живут без помехи!»

Аннушка будто «отогнала беса», и стало куда светлее. А потом бравый «отставной кавалерист» Миловидов (редкий у Островского тип непустого, славного барина), пригрозив бесу-Вуколу пистолетом, хватает в охапку свою Аннушку и увозит прочь из бесовского гнезда. Над такой душой, как Аннушкина, «враг» не властен, тут приступу нет, не она его — нечего и браться.

«Стой твердо, потому один отвечать будешь!» — крепок и основательно рассуждает Первый купец о грехе и ответе перед Богом в пьесе «Пучина». Вот и героя «Пучины», маленького, слабого человечка Кисельникова автор ни в коей мере не освобождает от ответственности за свою жизнь, хотя тот и классическая «жертва среды». Однако этого маленького человека почтил своим визитом если и не сам «враг рода человеческого», то кто-то из его крупных чиновников, стало быть, немудреная, но чистая душа героя для него составляла некоторый расчет.

«Черта нарочно пишут страшнее, чтоб его боялись, — говорит в начале пьесы Первый студент. — А если черту нужно соблазнить кого-нибудь, так ему вовсе не расчет являться в таком безобразном виде, чтоб его сразу узнали».