В споре с Толстым. На весах жизни

Природа дорога нам не только тем необычным, фантастически-прекрасным, что в ней есть, – морями, бесконечными реками, горными вершинами, тропической растительностью, гигантскими водопадами и т. д., и т. д., – нет, и в самых скромных, потаенных проявлениях ее жизни, движениях ее души мы находим неизъяснимую красоту и радость. Левитан: косячок дров в поле… короткая травка… согнутая ветром рябинка… А у нас рождается восторг в сердце, что все это передано так хорошо, так чутко, так естественно. Отнеситесь к природе по-левитановски – и она вся вам откроется: целиком, до конца и без изъятия. И, сохранив эту связь с природой, со всякой природой (во всякой есть прекрасное), вы никогда не останетесь одиноки.

* * *

На прогулке двором немецкого лагеря-крепости взглянул на небо и поразился красотой голубого, дышащего и теперь, в феврале, всей силой весеннего очарования, просвета среди однообразно нависших, тяжелых серых облаков. И подумал: ведь надо мной – самое «настоящее», извечное, баварское, т. е. почти итальянское, почти южное небо! – небо, которое не только теперь, не только среди горя и несчастья захваченного войной человечества, но и в самые счастливые для человечества и для здешней, баварской стороны, времена было бы решительно таким же, тем же (это в лагере и дни ужасной, нескончаемой войны казалось странным!), тем же ни в чем не меняющимся и ни от чего людского не зависящим, прекрасным, самодовлеющим и богатым радостью и красками лучшим проявлением природы.

И эта мысль, не новая, «наивная», «смешная», вдруг, как ребенка, обрадовала, утешила…

– Да, да, – пронеслось в сознании: и сейчас, заключенный в крепости, обделенный самым необходимым в жизни, я все же могу в полной мере отдаваться мощному обаянию сияющей красоты небесного свода, которого отнять у меня никто не может!

И еще:

– Не все в мире погибло, не все связи с Богом, с глубочайшей основой жизни рухнули! Не весь мир заражен проказой и несчастьем войны, и если не на земле, то над землей, – там, куда не залетают и самолеты, – царствует и сегодня прежний покой, прежняя гармония, прежний, самодовлеющий, закономерный строй жизни, прежняя, полноценная красота. Идеал Прекрасного еще не умер, – значит, возможен возврат к нему, возможно возрождение человечества для лучшей доли, для более достойной, радостной и счастливой жизни.

«Красота спасет мир»?

Красота природы, во всяком случае, спасает, поддерживает, лечит, облагораживает и возрождает уставшую, больную, израненную и истерзанную превратностями судьбы и тяжелой житейской борьбой человеческую душу.

VIII. Смена поколений

Наша жизнь – это пламя свечи, горящей лишь определенное время. Она слишком хрупка, чтобы не быть неуязвимой. Можно стараться оберегать и оберечь ее, но нельзя ее нежный и переменчивый поток обратить в железо.

С этим надо примириться. Как и со смертью самой. В нашей власти, дело нашего разума—уменьшить страдания, но избавиться от них совсем, хотя бы в последний, смертный час, нельзя. Каждая отдельная человеческая единица, передав плоды своего труда остающимся (в этом и состоит преемственность культуры), уходит из жизни навсегда. Примем это как закон и отнесемся к этому мужественно, утешаясь мыслью, что будут жить наши дети, внуки, что человечество в целом бессмертно.

Надо и место на земле освободить – для новых и новых, идущих нам на смену поколений. Мы – не хозяева жизни, мы – только гости на земле. Лев Толстой и другие с ним правы, когда они это утверждают. Будем благодарны неведомому хозяину за гостеприимство и – разумно, спокойно и смиренно – отойдем в сторону, а на наше место пусть придут другие. Работа Жизни и Смерти, двух сестер, блюдущих «порядок» в мире, – это стальной закон природы, и нам не остается ничего другого, как только склониться перед ним. И лучше сделать это достойно, не теряя своего лица, чем впадая в малодушие или в бесцельное бешенство.

Миллиарды людей прошли по земле. Как могли бы они все вместе на ней поместиться? То же самое – не только в человеческом, но и в животном мире. Одни уступают место другим. Смена поколений – единственный выход из положения. Природа распорядилась целесообразно. Она и не так жестока, позволяя человеку, живущему правильно, нормально, дожить до 80—100 и более лет. В этом возрасте уход из жизни уже не страшен. Он – благодетелен: изживший себя старик устал – его тянет на отдых, на покой. Он тихо и незаметно уходит из жизни. От нас зависит: продолжить нашу жизнь до ее естественного конца.

* * *

Вопрос о жизни и смерти волновал Л. Н. Толстого с молодых лет, в зрелом возрасте и в старости. Как будто он решил его для себя. Однако на смертном одре все-таки заявил окружающим:

– Не обижайтесь, мат!¹⁴³

Мат, т. е. согласно шахматной фразеологии: конец! гибель!

Приглядимся к толстовскому пониманию вопроса.