В споре с Толстым. На весах жизни

Сейчас я пока остаюсь еще у Троицы Сергия. Здесь уже закончена печатанием большая книга моя «Христианская этика» (Систематические очерки мировоззрения Л. Н. Толстого). Я сам скоро привезу ее в Ясную Поляну, м<ожет> б<ыть>, в конце сентября, после того, как совсем перееду отсюда в Москву.

Музей наш одержал большую победу. Мы обратились к правительству с ходатайством передать нам подлинники судебных дел о преследованиях за издание сочинений Толстого, об отказах «толстовцев» и пр. И вот нам шлют дело за делом. Только что получилась бумага из Департамента общих дел МВД, что скоро мы получим: 1) какой-то секретный документ о здоровье Л. Н-ча, 2) сведения о вредной деятельности некоторых «толстовцев» и 3) материалы по делу о нашем воззвании против войны, – вероятно, наши фотографии, снятые в сыскном отделении, и пр. Из военных судов получили ряд дел об отказах «толстовцев» от военной службы. Получим, вероятно, и еще много аналогичных материалов.

Благодаря тому, что прожил 1 У мес<яца> в деревне, чувствую я себя сейчас оч<ень> хорошо. Война только тяготит. Когда-то она кончится! Хоть бы с папой согласились и помирились². Худой мир с папой, но даже он лучше такой ужасной ссоры.

Вспоминаю всех обитателей Ясной Поляны, и очень хочется всех увидеть. А Вам желаю, Софья Андреевна, бодрости, здоровья, долголетия и мира душевного.

Искренно Ваш Вал. Булгаков

87. С. А. Толстая – В. Ф. Булгакову

16 сентября 1917 г. Ясная Поляна

16 сентября 1917 г.

Дорогой Валентин Федорович,

Всегда рада получить от вас весточку и благодарю за письмо. Буду вас ждать согласно вашему обещанью приехать с книгой в Ясную Поляну в конце сентября.

Какая это книга?¹ Очень интересуюсь ей и всем, что пишут о Ясной Поляне и Льве Николаевиче.

Живется очень тяжело, и забот, и неприятностей без конца. Самое ужасное то, что хлеба купить негде, а свой на днях истощится совсем. Ездила всюду, хлопотала, просила: дайте возможность купить ржи. И все напрасно – только и простудилась и жду, что когда люди придут обедать, а хлеба нет, они взбунтуются и нападут на меня.

Слышали ли вы о том, как нас грабили? Сначала залезли в погреба и унесли, что могли. Потом залезли в дом, сломали сундуки, опрокинули их и повытаскали, что успели. Наконец, более 300 человек три дня грабили яблочный сад, трясли и ломали деревья, накладывали яблоки в телеги и куда-то везли. Противно было видеть эти озверевшие лица, этих девок и детей, обратившихся в каких-то жадных, хищных существ. Дважды вызывали мы из Тулы солдат и охрану. Обещали и солгали – никого не прислали. Жаль особенно, что поломали и попортили деревья. Зло непоправимое.

На этих днях на шоссе около моста появилась шайка грабителей: милиционеры стреляли, убили двух или трех, пока еще не знаю, людей из этой шайки. Страшно стало и ездить, и гулять – да и просто жить! В городах, говорят, еще хуже. Какая ирония называть свободой теперешнее положение в России. Одна старая крестьянка подошла ко мне и говорит: «Ваше Сиятельство, голубушка, скажите, скоро ли с нас снимут эту проклятую свободу?» уж именно «проклятую». Цензуру ввели, смертную казнь ввели, есть нечего, арестуют мальчишки, кого хотят, и проч. и проч. Долго так продолжаться не может!.. Простите, что на вас переношу письменно то уныние и тревогу, которые постоянно испытываю. Хотела только поблагодарить вас за письмо и добрые пожеланья, а вышло что-то вроде жалоб на судьбу, которые так теперь часто слышишь.

Так, до свиданья, Валентин Федорович. Рада буду вас повидать.

Преданная вам

С. Толстая

Вчера посетила нас Ниночка.

88. В. Ф. Булгаков – С. А. Толстой

29 сентября 1917 г. Москва

Москва, 29 сент<ября> <19>17 г.

Дорогая Софья Андреевна!

Вот я пишу Вам снова из Москвы. Здесь нашел Ваше письмо, за которое благодарю. Когда я уехал от Вас в 10 ч. вечера, мне пришлось ждать на станции до 1 ч. ночи: «Максим» запоздал. Мало того, дверцы почти всех вагонов оказались запертыми на замок, п<отому> ч<то> поезд был переполнен. Пассажиры лезли на крыши вагонов. До Тулы я ехал на лестнице, по которой взлезают на крышу вагона. В Туле солдаты, занявшие переход между вагонами, позволили мне встать вместе с ними, и так я ехал до 4 ч. утра. Ночь была лунная и холодная. Я замерз. Кто-то вышел с битком набитой внутренней площадки вагона, и я перебрался туда, причем все время, до самой Москвы, стоял на самом краю ее, у крылечка, боясь нечаянно задремать и слететь вниз… Простите, пожалуйста, что я много говорю об этом, но мне в первый раз пришлось ехать в таких условиях!..