В споре с Толстым. На весах жизни

Принижение, оскотинение полового акта у человека возможно, но только оно идет в ногу с принижением и оскотинением данного человеческого индивидуума и в других областях его психофизического бытия. Не избегнувший первого не избежит и второго, и наоборот. Но тот, кто избегнул второго, избежит и первого. Тут – непременная связь.

Когда же пророки духовности (не материалисты!), в излишней ревности об этой духовности, стремятся вырвать всякие духовные основания из-под одного из самых сильных и, в сущности, непобедимых инстинктов человека, – то они становятся на путь опаснейшего, практического материализма и, думается мне, не тушат пожар, а только раздувают его.

Я знаю, что, например, Л. Н. Толстой собирался описать половой акт, чтобы показать его грубо-животную природу. Он об этом говорит в одном из опубликованных своих произведений. Но я знаю более. Я знаю, что в свое время он уже исполнил это намерение и описал половой акт. Я сам читал это описание в «Своде мыслей Л. Н. Толстого», составленном В. Г. Чертковым и Ф. А. Страховым, именно в отделе, посвященном половому вопросу⁶⁷.

Что же? Лев Николаевич описывает только чисто внешнюю, вещественную сторону полового акта, грубо называя все предметы и явления своими именами. Описывает так, как описал бы только монах, ненавистник плоти. Духовную, психическую сторону этого акта он обходит полным молчанием. Более того, со свойственным ему в неограниченной степени литературным уменьем, он, обязавшись дать только объективное описание, совершенно незаметными на первый взгляд дозами и приемами привносит в это описание свою собственную ненависть к описываемому и свое личное отвращение перед ним. В результате толстовское описание полового акта выглядит бесконечно грубее и материалистичнее, чем, например, научно-медицинское описание этого акта у Мантегаццы или поистине целомудренное и простодушное описание, которое мы встречаем в претенциозном, но скучноватом романе Лоуренса «Любовник леди Четтерлей».

Но вот вопрос: достигает ли Толстой своей цели – внушить читателю отвращение к половому акту? Нет.

Если хотите, он достигает несколько иной цели, чем та, которую он себе ставил, а именно, внушения отвращения к своему описанию полового акта.

Да, сдается мне, что религиозный ригорист Толстой и тут погрешил против религиозности: тайны «божьего» мира не поддаются раскрытию, когда к ним подходят с нарочито-грубым мерилом и излагают их циничным языком. Говоря так, я не хочу оскорбить Толстого. Его жизнь и личность были воплощением благородства. Но тут, в стремлении во что бы то ни стало унизить и смешать с грязью половой акт, – Толстой, действительно, спустился с своей высоты, и в этом – горшее его самообвинение.

И великий Толстой мог думать, что он адекватно «описал» половой акт в этой карикатуре на описание, включенной подобострастными учениками в «Свод» его мыслей!.. Да он гораздо искуснее, полнее и адекватнее, со всей глубиной и всем блеском своего гениального литературного дарования, уже описал этот акт в другом месте: он описал его в романе «Воскресение», в XVI, XVII и XVIII главах 1-й части, в рассказе о романе Нехлюдова и Катюши. Психологи и моралисты, в определении природы полового чувства, всегда будут считаться у Толстого именно с этим описанием полового акта в романе «Воскресение» и с другими подобными описаниями в его художественных произведениях, а не с пародией на описание в «Своде» Черткова и Страхова.

Моралист и одновременно художник Толстой, вероятно, сознавал недостаточность всех своих рассудочных и философских доводов против всякой половой жизни вообще. Поэтому он вспомнил о последнем и самом могучем средстве, остававшемся в его распоряжении, – и в 1889 г. он пишет свою «Крейцерову сонату». Я понимаю, что весь буржуазный и мещанско-интеллигентский мир ошеломлен был этим произведением, как стая лягушек брошенным внезапно в пруд булыжником. Призадумались и чистые люди над нечистыми формами половой жизни.