В среду пошел снег

щелчку. То происходила ментальная эякуляция, после которой он терял ко

всему интерес, съеживался, бросал нервный взгляд на заднее сиденье, где,

свернувшись клубком, спал жирный Антоха, пожимал плечами, улыбался

растерянно, сипел. Кашлял.

Марфа поднималась на пятый этаж, гребя ногами вязкую пыль. Казалось, ступеньки

состояли не из твердой субстанции, а из болотного ила, что понемногу засасывал ее жизнь.

Сколько их? Девять? Девять.

Открывая дверь, она заранее морщила нос: в последнее время мать стала ходить под себя.

Впрочем, Марфа воспринимала этот акт непроизвольной дефекации, скорее, как обратную

сторону parampara, передачи опыта от родителей к детям. Испражняясь, мать утверждала

свое право полного цикла. Круг замыкался в исходной точке. Тело не поспевало за

разумом, возвращающим свои младенческие характеристики, оставаясь старческим,

смрадным.

Мать встречала ее лежа в кровати, укрытая по шею одеялом, щедро источающая миазмы.

Глаза ее по-совиному мигали, выражая привычную растерянность.

-Пришла, Катенька! - радостно шепелявила она.

Иногда мать узнавала Марфу. В эти мгновения глаза ее были средоточием боли. Впрочем,

через минуту взор ее снова туманился забытьем.

В один из таких дней, сидя за воспитательским столом и наблюдая бессмысленную

внешне муравьиную возню детей вокруг, Марфа четко осознала, что следует делать.

-Марфа Сергеевна! Голубушка! - орал Дмитрий Германович предоргазменно. За ним

нелепо ковылял Антоха. В левой руке он сжимал то ли пластилин, то ли что поужасней.

-Здравствуйте, Дмитрий Германович, - твердо сказала Марфа, - подвезете меня? - в душе

ее зеленело безумие.

- Всенепременнейше! - заверещал Дмитрий Германович, впрочем, несколько

ошеломленно. Поведение его vis-a-vis, отчасти, не укладывалось в ежедневный сценарий.

Когда Дмитрий Германович взял ее за локоть, помогая сесть, Марфа нарочито потерлась

бедром о его промежность, при этом одарив его недвусмысленным взглядом. Дмитрий

Германович запыхтел.

- Только едем быстрей, Дмитрий Германович, - процедила Марфа, - мне о многом нужно с

вами поговорить.

Ехали быстро и молча. Позади вовсю храпел Антоха.

Подъехали к дому. Дмитрий Германович заглушил мотор, выключил фары и открыл, было,

рот, дабы извергнуть дневную порцию делерия, что жрал его мозг, но Марфа опередила

его.

- А хотите, Дмитрий Германович, я вам хуй пососу?

Взвыв тихонько, Дмитрий Германович ястребом метнул взгляд на заднее сиденье, тотчас

же повернулся и уставился на Марфу, заглатывая воздух. Выпуклость в его промежности

увеличивалась на глазах.

- Э… мээээ…

- Ну что вы все мычите, Дмитрий Германович? - засмеялась Марфа и легонько шлепнула

его по ширинке, - вот уж шесть месяцев как хотите меня трахнуть, а дальше «ээээ, мээээ», дело не заходит. Или вы, быть может, Дмитрий Германович, импотент?

-Я-а… - теперь он издавал квакающие звуки

-Что «я»? Что вы бормочете, Дмитрий Германович? Я? На? Вы мне четко скажите, -

хотите, чтобы я вам сделала минет?

Дмитрий Германович затуманился весь. На секунду Марфе показалось, что у него удар. В

уголках рта его закипала слюна.

-Так что же? Да или нет?

-Да! - сипло пробасил он.

Марфа было потянула руку к промежности, но тотчас же Дмитрия Германовича выгнуло

дугой, затрясло мелко, глазки его закатились. Он реванул и опал на сиденье без сознания.

Меж ног его пульсировала и дышала плоть. На светлой ткани брюк расползалось грозное

пятно.

-Что же это вы, Дмитрий Германович, - улыбнулась Марфа. - Шестой десяток разменяли, а

сдержаться не можете. … А я бы вам отсосала… И мальцу бы вашему… тоже отсосала. А,

ладно! Прощайте, Дмитрий Германович!

Она легко выскочила из машины, уверенная в том, что теперь-то уж точно все наладится.

За спиною слышалось ей мычанье. То Дмитрий Германович пел, не приходя в сознание.

Ласточкой вспорхнув на пятый этаж, посмеиваясь, открыла она дверь и ступила в темный

вонючий коридор. Не включая света, зашла на кухню и открыла все четыре конфорки

газовой плиты, лучезарно удивляясь про себя, до чего же липкими кажутся ей ручки

конфорок.

-Катенька? - раздался из комнаты голос матери, - Катюша? Юра?

-Иду, мамочка, - хихикнула Марфа и поспешила в комнату. Присела на краешек кровати,

ощупью нашла материнскую руку под одеялом, стиснула ее в своей. Закрыла глаза, все

еще улыбаясь, чувствуя, как с каждым вздохом душа ее наполняется газом, стремится

вверх, выше, выше… выше…

Тихая Гавань

С утра в голове у Авдеева происходила какая-то семантическая карусель. Каждое

произнесенное слово, пусть даже самое простое, вызывало раздражение, казалось

чуждым, а то и неземным.

Стоя перед зеркалом в ванной, он разглядывал свое отражение и старался внести нотку

порядка в поселившийся в голове хаос.

- Видимо, я не до конца проснулся, - заявил он зеркалу и вздрогнул. Слово «проснулся»

отчего-то напомнило ему о куче едва родившихся крысят, голых и поголовно зараженных

бубонной чумой.

- Про-снулся, - повторил он и снова вздрогнул. - Ав-де-ев про-снулся, – собственная

фамилия прозвучала неприятно.

Почему именно Авдеев? Почему не Мамонтов, не Тиркас, не Кучко? Не Штейнман, в