Директор начинает часто моргать своими синими глазами. Он недавно круто обломался с карьерой в Питере и вернулся назад участвовать в проекте новой городской газеты. Я периодически уничтожал в нём апломб второй столицы, чтобы не расслаблялся.
— Вы просили подготовить к пятнице вроде бы…
— К хренятнице, — шепчу ему на ухо, — подготовьте к хренятнице, пожалуйста. Кто ещё не знает, чем заняться, господа?
Редакционный творческий шумок затихает. Лишь слышен стук клавиш «целеронов» и хлопанье ресниц директора по рекламе.
Я знал, что нельзя привыкать к креслу. Оно в любой момент может оказаться пороховой бочкой. Лучше всего об этом не думать. Складывается так жизнь, и хрен с ней! Сидишь — сиди. Упал — не беда. Вставай, отряхивайся и иди снова.
У меня замечательный водитель. Это старый дед, который всю жизнь проработал рабочим на комбинате. Я к нему привязан, как к родному. Мне приятно, если он соглашается подняться ко мне на четвёртый этаж и отведать только что приготовленного борща. Ему нравится, как я готовлю. Секрет же моей кухни прост: я не жалею мяса.
Дед чаще всех получает зарплату, ибо никогда её не выпрашивает. Он мудр, но очень слаб сердцем. Мне стыдно, что я редко заезжал к нему в больницу, когда он лежал с инфарктом.
Я приучил его к баночному пиву и бросил, разорвав контракт с учредителем моей газеты. Бросил деда, укатив работать в Оренбург.
Нельзя привыкать к креслу. Секретарши, водители, прочая другая ерунда. Затягивает всё это и входит в область повседневного. Только сначала кажется, что ты кого-то поимел, навязал рекламу, убедил не обращаться в суд. Смотришь, а поимели-то тебя. И дело вовсе не в том, что твоя секретарша становится делопроизводителем с тройным окладом, а рекламный менеджер — директором Советского Союза. Дело в том, что ты становишься никем, морозишь ноги в ожидании рейсового автобуса где-то у чёрта на куличках. И в кармане твоего дорогого пальто…
В кармане моего пальто было только три с половиной рубля. Я стоял на остановке полтора часа, не решаясь залезть в автобус. В голове крутилось это унизительное:
— Господин кондуктор! У меня не хватает на проезд пятидесяти копеек. Можно я доеду до Степного посёлка за меньшую сумму?
— Нет, — отвечает кондуктор. — Дармоеды, много вас таких выродков.
Может, прямо здесь порезать себе вены? Все удивятся: умер в ожидании транспорта. Жизнь кончена, чёрт возьми! Вот она кара за все прегрешения!
Неожиданно улавливаю какое-то движение под скамейкой автобусной остановки. Тут же до носа добегает неприятный запах тления. Из-под скамейки вылезает нечто пьяное и вонючее:
— Мужик, дай рубль, на одеколон не хватает!
— Возьми три пятьдесят… — ссыпаю мелочь в грязную ладонь и иду прочь…
Я его съел
Женщина оказалась весьма бойкой. Она втиснула в купе свою необъятную сумку и, сообразив в тот же миг, что у неё верхняя плацкарта, обратилась к сидящему на нижней полке студенту:
— Так что, молодой человек, вопрос с обменом местами можно считать решённым?
Юноша развёл руками:
— Я вижу, сударыня, что выбирать мне не приходится.
Он повернулся к стене и вытащил из сетки свою зубную щётку и мыло. Попутчица была уже в годах, но её круглое лицо, кое-где тронутое морщинами, хранило в себе признаки былой красоты. Она прикрыла дверь купе и, глядя в зеркало, привычным жестом стала поправлять крашеные чёрные кудри:
— Боже, какой ужас! — трепетала она. — Вся причёска сбилась от этого дурацкого ветра.
Студент, уткнувшийся в это время в книгу с пёстрой обложкой, не обнаружил к погоде никакого интереса, и женщине пришлось искать другую тему.
— А вы, скорее всего, дальше меня едете? — вкрадчиво спросила она.
— Может, и дальше, — скучно ответил юноша.
Увидев, что последняя попытка разговорить угрюмого парнишку провалилась, женщина пошла на решительный шаг. Хищно вытянувшись, дама стремительно протянула руку:
— Марья Васильевна, — отчеканила она, произнося каждый звук по-учительски — внятно и громко.
Юноша прилетал и учтиво пожал предложенную ладонь.
— А я Дмитрий… — он смутился, потупил взор. — Просто Дмитрий.
— По делам едете? — настойчиво поинтересовалась попутчица.
— С сессии, — ответил студент и перелистнул страницу.
В дверь купе постучали:
— Простите, одиннадцатое…
— О! — перебила стоящую в проёме женщину Марья Васильевна. — Ещё один наш попутчик. Заходите, не стесняйтесь!
Незнакомка втащила сумку и с трудом опустила её в рундук. За нею вошёл мальчик лет десяти и окинул купе шаловливыми детскими глазами.
— Кто это у нас тут? — нараспев спросила Марья Васильевна, склонившись над пареньком.
Мальчик смутился от огромного количества ласки, которую тётя умудрилась вложить в отдельно взятый вопрос. Он боязливо прижался к маме.
— Ты что же, сынок? — спросила, улыбаясь, та. — Скажи-ка, как твоё имя?
— Женя, — пробубнил себе под нос мальчишка.
— А, Женечка! — воскликнула Марья Васильевна с такой радостью, будто она выиграла в лотерею автомобиль. — А маму твою как зовут?
— Аня, — с большей смелостью ответил Евгений.