Где спрятаться, где уснуть? Я примостился было на одном листе, но внезапно налетевший ветер так сильно закачал его, что я едва не свалился на землю. Тогда я спустился со своего дерева.
Спрятаться и уснуть под каким-нибудь кустом? Я стал собирать на земле сухие хворостинки на подстилку. Рука коснулась края какого-то отверстия. Внутренняя сторона этой щели плотно обвита канатами. Паутина? Очевидно, гнездо земляного паука. Я пошарил около гнезда. Рядом лежал какой-то круг. Не крыша ли это норы паука? Земляной паук всегда лепит из песчинок крышечку для своей норы. Дома ли хозяин? Наверно, нет. А то крышка прикрывала бы щель.
Все же несколько раз я пошарил хворостинкой по паутине. Прислушался. Никто не отзывался из подземелья. Тогда я залез в эту щель, обследовал ее. Паутина была суха. Кое-где «штукатурка» обвалилась. На дне ямы лежали комья земли.
Видно, земляной паук покинул навсегда это жилище. Я устроился здесь и спокойно уснул.
Резкий звон разбудил меня. Удар колокола — тишина. Снова удар. Я прислушался: звон повторился, но в другом месте и опять оборвался.
Но вот уже звоны эти следуют один за другим: то часто, то редко, то ближе, то дальше.
Я вскочил и стал выбираться из щели. Глянув вверх, я оторопел. Над отверстием висел огромный стеклянный мяч. Он переливался на солнце всеми цветами радуги. Неужели это капля росы? А эти звоны — падающие капли?
На моих глазах мяч стал вытягиваться и принимать форму груши. Еще мгновенье-он оторвется и упадет мне на голову. Выскочить я не успею. Быстрым движением я протянул руку, нащупал крышку и захлопнул ее над щелью. Почти мгновенно раздался оглушительный звон. Стеклянный мяч разбился о крышку. Как хорошо, что земляной паук, сделав крышечку, устраивает из паутины своеобразный шарнир и засов! Спасаясь от врага, паук вставляет свои коготки в небольшие отверстия крышечки и крепко удерживает ее над своим жильем.
Крышка так плотно прикрывает отверстие, что, пожалуй, это сооружение можно сравнить с плотно закрывающимся люком.
Но пора выбираться. Я открыл крышку люка, глянул и вскрикнул от восторга. Куда ни глянь — направо, налево, впереди и надо мной в. воздухе висели, качались, а потом падали и разбивались стеклянные шары.
Звоны… Звоны стоят в воздухе. Летят брызги-осколки в разные стороны, а в брызгах и шарах играют лучи солнца. Звоны и краски!
Здравствуй, звенящее, росистое утро!
Глава 32
ЧЕЛОВЕК СПАСАЕТ ЧЕЛОВЕК!
Лук звенит, стрела трепещет,
И клубясь издох Пифон.
Резкая трескотня оглушила меня.
Что за диковинный зверь? Крылья длинные и зеленые. Задние ноги длиннее передних. Это он производит треск. Ноги его покрыты твердыми шипами. Кузнечик!
Подальше, подальше от этого оглушительного треска и звона! Один шаг — я уже в чаще леса среди странных деревьев. Корни, желтовато-белые, тесно переплетаясь, уходили в почву, а стволы, все ярко-зеленые, одни улетали стрелами в небо, другие, пригнувшись к земле, переплетались своими вершинами и узкими длинными листьями. Но и в чаще все слышится этот звон и треск кузнечика. Я оглянулся.
Там совсем рядом с кузнечиком вырастает, то сливаясь и пропадая в этой чаще, то выделяясь из нее, какое-то другое существо.
Солнце всходит. И это существо смотрит на восходящее солнце. Зверь вытянулся и сложил свои «лапки».
Не его ли называют в народе «богомолом»? Ну конечно, это богомол!
Я залюбовался им. Как спокойно и величественно он поворачивает свою голову, точно хочет внимательно прислушаться к треску кузнечика!
Не надоел ли ему кузнечик своим треском? Богомол то выступает вперед, то вновь исчезает в чаще.
Пуф! Пуф! — раздается рядом с кузнечиком.
Точно резкое царапание ногтем по стеклу. Стук, треск.
Занятно!
Богомол, нежно-зеленый, едва заметный в траве, изящный и стройный, поворачивается к кузнечику.
Да, действительно, кузнечик, видно, ему порядком надоел.
Но как пластичны движения богомола! Вот он выставил вперед переднюю ногу — приготовился к какому-то незамысловатому танцу.
Презабавно! С этой ноги глядят черные пятна с белыми точками внутри. Нарисованные глаза! А на бедре — двойной ряд острых шипов, точно пила.
Шипы разного цвета и разной длины. Одни черные, другие зеленые, одни подлиннее, другие покороче.
И вдруг кузнечик повис на пиле. Кузнечик рванулся. Богомол отставил ногу, и я увидел на бедре у богомола еще одну пилу — с более мелкими и гуще расположенными зубьями.
Пилы сомкнулись и держат кузнечика. Кузнечик бьется в этих тисках. Тщетно: удары его ножек бьют в пустоту — по воздуху. Еще мгновение, и все кончено. Кузнечик затрепетал, замер и стих. Богомол расправляется с кузнечиком: одна нога держит на зубьях своей пилы жертву за туловище; другая давит голову кузнечику.
Богомол кусает, рвет на части, жует голову своей жертвы.
Богомол завтракает.
Солнце все выше. И теперь богомол с трогательным смирением снова сложил «руки» и обратил голову к солнцу.
Вот ханжа!
Но голова его то обращена на восток — к солнцу, то поворачивается в другую сторону.