В Стране Дремучих Трав

— Поразительный инстинкт! — сказал я Думчеву. — Насекомое решительно не понимает и не знает, что делает, и действует, как хорошо налаженная машина.

— Налаженная машина? Обитатели этой страны — машины? — переспросил Думчев и резко отвернулся от меня.

Было тихо. Мы оба молчали. Он шел куда-то и не оглядывался.

Так мы шли долго, потом он остановился.

— И все же я покажу вам нечто такое, что людям совсем неизвестно.

Глава 48 ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ПЛАНЫ ДУМЧЕВА

Вот уж он перед огнем,

Светит поле словно днем:

Чудный свет кругом струится,

Но не греет, не дымится…

Это чудо огонек

П. Ершов, Конек-Горбунок

— Я приглашаю вас ко мне на обед! — сказал доктор Думчев. — О! Вы увидите мой дом… — начал он, но вдруг запнулся, замолчал и остановился.

Через минуту он заговорил сам с собой:

— Слушай! Ведь ты сам говорил: «Ах, я не совсем доволен своим домом, куда приведу своего гостя!» Любой человек смог бы лучше построить и разукрасить свой дом. А если поставить у дома по краям навеса ворот в угрожающей позе двух тарантулов, гость, пожалуй, испугался бы. А сделать это совсем нетрудно: взять и туго набить два чучела тарантулов. Дорожку во дворе следовало бы выложить надкрыльями божьей коровки. Материал надежный и крепкий. И цвет подходящий: красный и желтый.

Думчев повернулся ко мне:

— Вот музыкой во время обеда поразвлечь не смогу.

— Какой музыкой?

— Ведь у меня оркестр. Вдоль по кругу я разместил закрытые домики-стойла. Каждое стойло закрыто дверью. Дверь плотно пригнана, но легко отворяется. В центре двора к моему пульту сходятся веревки, привязанные к каждой двери. Стоя у пульта, я могу открывать двери то во всю ширину, то оставляя маленькую щель, а также открывать попеременно то одну, то другую дверь, то сразу все. А в стойлах у меня — оркестранты. Вот, например, кузнечик. Превосходный смычок у него: зубчатая полоса — по форме точно изогнутое веретено, изрезанное наискось двадцатью четырьмя треугольными зазубринами. Вот так инструмент! Но кузнечик левша!

— Почему левша!?

— Он несет смычок на левой стороне надкрылья. Резонатор — натянутая кожица. Резонатор вибрирует при сотрясении есей рамки.

— Позвольте! Позвольте! — вскричал я. — Тут все вместе — и смычок и гусли.

— Да, есть здесь чему поучиться скрипичным мастерам, — сказал доктор Думчев и продолжал: — И еще жук усач! Жук дровосек! Жук скрипун! А кузнечики! Тоже играют по-разному: трс-трс — бурый кузнечик, цы-цы-цы — дубовый кузнечик… Хорошо организовал я себе оркестр, да вот сверчки подводят. А я так на них надеялся! Музыку сверчка любили древние греки. В Китае их держали в клетках, как канареек. А в стойлах у меня они играют не так, как надо. Вот беда!

И опять Думчев заговорил сам с собою:

— Но зато я удивлю и обрадую гостя чем-то другим. Сразу с жары я введу его в комнату фонтанов. Да! Спрошу!.. Скажите, пожалуйста, — обратился он ко мне, — водопроводы ваши строятся так же, как строились и в древнем Риме?

Я начал было разъяснять систему подачи воды под напором в многоэтажные дома, но Думчев рассмеялся:

— Недалеко вы ушли от опытов древних! Даже не додумались до того, что вода может сама подниматься вверх.

— Сама подниматься вверх? — переспросил я.

Думчев усмехнулся:

— Вы и не знаете, что в любом растении вода, поступающая из почвы, поднимается вверх. Это не только потому, что растение своими корнями втягивает в себя воду по стеблю. Вода идет сама по стеблю. Чего проще! Я взял стебель растения… (Тут Думчев упомянул какое-то растение.) Стебель этого растения, — продолжал он, — сплошь состоит из системы тончайших трубочек-волосков. Я установил этот стебель в пруду, вырытом у моего дома. Конец стебля достигает окна второго этажа. Вода поднимается вверх и останавливается. Один удар моим кинжалом по поверхности остановившейся воды — и она течет, льется, рассыпается брызгами.

— Понимаю, Сергей Сергеевич: вода поднимается вверх по законам капиллярности, а ударом кинжала вы прорываете пленку поверхностного натяжения.

— Ах, я не знаю, забыл я эти законы! — с раздражением сказал Думчев. — Наблюдайте природу! И не станете вы тратить столько сил, труда и беспокойства, чтобы гнать воду в верхние этажи.

Мне надо было тут же возразить Думчеву, что вода в капиллярах, конечно, может подниматься вверх лишь на несколько метров. Но Думчев путает свои масштабы с масштабами людей нормального роста. У него одна потребность в воде, а у людей другая. Капиллярной воды не хватит человеку даже на одну чашку чаю.

Но я не сказал об этом Думчеву. Может быть, в душе у него угаснет обида на меня… Ни единым словом не упомянул я Думчеву о том, что в его мозгу живут теперь иные масштабы, чем у людей, и не следует ему с такой категоричностью переносить свои представления на тот мир, в котором живут люди и куда он скоро сам вернется.

Рассказав о своем водопроводе, Думчев перешел к тому, как освещается его дом.