Вот эта почетная задача и выпала на мою долю. Мы купили знак с большой буквой «У» («учебная»), прикрепили его к машине и немедленно приступили к делу. Известно ведь, что каждому новоиспеченному владельцу автомобиля не терпится на нем прокатиться. Пригласили мы и Корделию, но она с кисло-сладкой улыбкой отказалась: надо же кому-нибудь потом навещать нас в больнице. Хассан оказался способным учеником. Он очень быстро избавился от неуверенности, перестал путать педали тормоза и газа и жать на них что есть сил, не выходил из общего ряда машин — одним словом, показал такие успехи, что уже на следующий день я разрешил ему доехать по оживленным улицам до порта, хотя сам от волнения вспотел больше, чем храбрый Хассан за рулем. Он удивительно быстро «почувствовал» свою малолитражку. Я не сомневался, что он очень скоро будет ездить совершенно уверенно, сдаст в полиции экзамены и получит водительские права.
Еще через день утром я довез Хассана до птицебой-ни в Киси, а сам поехал по городу. Про знак «У» я и думать забыл, и мне о нем напомнил только полицейский на мотоцикле, которому из-за большого движения пришлось догонять меня целых три километра. После этого он, естественно, пришел в очень сильное раздражение: «ученик», даже без положенного сопровождения, развивает такую скорость! Улыбаясь, я предъявил свои права, но это его не смягчило: двадцать лет иметь права и не снять с машины «У» непростительно, очень плохо, вэри бэд!
Вокруг нас мигом собралась толпа прохожих, которые никогда не откажут себе в удовольствии полюбоваться оштрафованным автомобилистом. Ох уж эти безжалостные пешеходы! Полицейский, искоса взглянув на толпу, охочую до зрелищ, решил как можно скорее со мной «распрощаться». Строгим официальным тоном он приказал мне немедленно, в его присутствии, при его личном участии устранить «камень преткновения» — снять пресловутое «У». И ехать дальше, да поскорее!
Толпа встретила его решение громким ропотом. Когда я вечером проезжал с Хассаном мимо этого полицейского, он приветливо кивнул, задержал, пропуская нас, движение на перекрестке и расплылся в ослепительной белозубой улыбке. Хассан был сражен. «Вы знакомы?» — спросил он недоверчиво. «Еще бы, я со всей полицией на ты». — И я рассказал Хассану о маленьком происшествии.
Накануне Дня независимости на стадионе Брукфилд состоялся интересный футбольный матч: встречались сборные Сьерра-Леоне и Гамбии. Это великое спортивное событие привлекло тысячи болельщиков, которые тесными рядами сидели на трибунах вокруг бурого песчаного поля без единой травинки. Многие женщины пришли в красивых национальных костюмах, хорошо выделявшихся живописными пятнами рядом с белыми или одноцветными рубашками мужчин.
Хассан взял меня с собой неохотно. Он опасался, что при неблагоприятном исходе игры между болельщиками возникнет потасовка, в которой может пострадать не моя персона — это его нисколько не беспокоило, — а ценное фотооборудование. Стадион и в самом деле был забит полицейскими и солдатами с дубинками. При выходе команд на поле по трибунам пронесся шквал рукоплесканий, который уже позволял судить о темпераменте зрителей. Игроков приветствовали представители спортивных обществ, а после разыгрались сцены чуть ли не ритуального характера, каких не увидишь на европейских стадионах. Одни игроки осеняли себя крестом, другие молились, стоя на коленях, третьи произносили над мячом заклинания. Судья терпеливо ждал, пока команды займут свои места и фотографы освободят поле. Я был здесь единственным европейцем, и мои камеры «Пентакон-шесть» из Дрездена привлекали всеобщее внимание. Мне это было не совсем на руку: не оставаясь даже на миг не замеченным, я не мог снимать сюжеты, умаляющие, по мнению африканцев, их достоинство. Не такой я «фотохищник», чтобы снимать любой ценой, даже ценой бестактности.
Наконец раздался свисток, и началась полуторачасовая борьба за мяч под горячим солнцем Африки. Игра была корректной, но, по нашим представлениям, на уровне техники окружных сборных. Тем не менее в обоих таймах не обошлось без напряженных моментов. В конце концов победила Гамбия со счетом 4:1. Я ожидал взрыва негодования со стороны болельщиков и был приятно поражен дисциплинированностью публики, особенно ее корректным отношением к чужой команде. Не уверен, что европейские зрители реагировали бы на победу противника с таким же тактом, как зрители на стадионе Брукфилд.